троллейбус через минуту подъедет.
Заскочил в маршрутку.
***
- В смысле отказано? - удивился я. Столько времени за текстом, а все через жопу.
- А в таком, - ответил новый редактор. - Этот рассказ - антиреклама для ресторана, где вы, как я понимаю, работали в августе. Сомневаюсь, что людям нужно это.
- Не хотите, чтобы люди знали правду?
- Не в этом смысл. Правда, не правда, тут роли не играют. Я хочу сказать, что твой литературный прототип... как бы это сказать... наглый.
- Наглый?!
- Если тебе надо, могу и по жестче сказать. Но факт остается фактом, главный герой - не тот, на кого можно было бы равняться. Уж точно не в наше время. Слишком злой, мизантропный. Да и момент с тортом вроде и должен выглядеть комичным, но... где рамки в поведении этого персонажа?
- Их, вроде как, нет.
- То есть, ты еще сам вел себя так?
- Не совсем, чтобы так, но...
- Хорошо, - в голосе редактора лед. - Я понял, но мне это было неинтересно. Вернее, это мерзко.
- Мерзко?! То есть это мерзко, по-вашему?! У Паланика «Кишки» выглядят мерзко, а вы тут про слюнявый, испорченный торт говорите! Как это понимать?
- А так, ты еще не сделал имя. Ты пытаешься выстрелить в голову без всякой тренировки, от бедра. А надо набить руку, стрелять с прицела.
Я не хотел спорить с редактором. Уж больно напористо я веду себя перед тем, кто говорит по делу, а не разбрасывается словами просто так, чтоб унизить.
- Что молчишь? - спросил он. - Может, заберешь текст?
- И что мне делать?
- Что тебе говорят мозги?
- Переписать рассказ? Если да, то скажите, что я должен изменить. Я все сделаю.
- Не переписать, - вздохнул редактор. - Его нужно выкинуть. Или закопай его.
- Неужели он настолько ужасен?
- Не ужасен. Противен. Ты пытаешься показать прототип себя мучеником вне кругов Данте. Читать можно, но все эти сопли, усталость, которая валит персонажа, не нужна. Вся его злость - это не нужно. Он же хороший в душе, так почему ведет себя так?
- Скажем так, у него есть причины на это.
- И какие?
- Я не могу сказать. Это... личное.
- Ну, - редактор хлопнул ладошами, - тогда я, лично тебе, говорю. Отказано.
Это единственное, что я хотел делать - писать. Да, есть еще медицина, но я предпочту жене любовницу. Для обоих есть смысл быть в моей жизни, но одна - повседневность, которую хочется бросить. Вторая же - та, кто ждет в пабе, где сидят мужики, сбежавшие от жен. Изменчива, как погода, непредсказуема, как сама жизнь. Попросил налить большую кружку светлого, со смыслом на поверхности - нальет. Попросил такое же, но темное, пожалуйста!
Зальешь несколько и улетаешь. Все затупляется, остается свобода. Та, которая необходима тебе, чтобы она была всегда рядом.
Залпом! Залпом еще одну!
Время исчезло, настоящее стало иллюзией. Есть только ты и твое настоящее. А там всего по малу или по многу.
Хватает тебя эта любовница и тащит куда-то. В тень, чтоб другие не видели. Нежный, холодный голос шепчет, и ты уходишь еще глубже в себя, не зная, как долго ты будешь там. Каждый раз окунаешься, а там все иначе, чем было в прошлый раз. Никогда не происходило такого, что ты вышел, а в следующий раз зашел в то же самое место. Нет, всегда все иначе.
Опьяненный любовницей уже не хочешь идти к жене - знаешь, что она может догадаться, а там неизвестно, чего ожидать. Страшно.
Но ты приходишь обратно и видишь, она не знает - спит, не ждет тебя, или ей просто плевать на тебя. Как и тебе на нее, иначе на кой любовница сдалась, если тебе не пофиг на первую.
Приятное послевкусие оседает у тебя на губах, затмевая вкус хмеля. Не включаешь свет, иначе снова увидишь мир - повседневность, работу, своих долбанных коллег с этой долбанной работы. Ничего не хочется видеть. Хватит на сегодня. Уперся ногами о кровать, нащупал одеяло и залез под него. А жена не замечает, спит себе и ладно. И ты засыпаешь, думаешь, когда еще можно свидеться с ней, да чтоб подолгу можно было посидеть вместе.