страшные громы гремели, и ужас носился всюду на крыльях бури. Вдруг показывается корабль – игралище, жертва волн разъяренных, исчезает в пропастях кипящей влаги и снова является, чтобы навсегда погрузиться в бездне… Злополучные мореплаватели! Юлия, сидя на кремнистой скале, видит гибель их и страдает в чувствительном сердце своем. Сильный вал несется к берегу, выбрасывает на песок человека и удаляется. Юлия спешит к несчастному, хочет оживить его и узнает в нем Ариса, хладного, мертвого. Она трепещет, пробуждается… и видит Ариса наяву: он в ее объятиях, и навеки!
Я знаю слабость пера своего, и для того не скажу более ни слова о сем редком явлении; ни слова о первых восклицаниях, непосредственно вылетевших из глубины сердца; ни слова о красноречивом безмолвии первых минут; ни слова о слезах радости и блаженства!.. Чтобы живее представить себе картину, читатель вообразит еще маленького Эраста, которого Юлия взяла на руки и подала Арису. Младенец, наученный природою, ласкал отца своего и смотрел с улыбкою на Юлию[18].
Уже три года живут они и деревне, живут как нежнейшие любовники, и свет для них не существует. Арис не переменился; он всегда был деятельным мудрецом. Но Юлия примером своим доказала, что легкомыслие молодой женщины может быть иногда покрывалом или завесою величайших добродетелей. Нежность Арисова так далеко простирается, что он не позволяет Юлии описывать черными красками прежнего ее ветреного характера. «Ты рождена быть добродетельною, – говорит Арис, – нескромное желание нравиться, плод безрассудного воспитания и худых примеров, произвело минутные твои заблуждения. Тебе надлежало только один раз почувствовать цену истинной любви, цену добродетели, чтобы исправиться и возненавидеть порок. Ты удивляешься, друг мой, для чего я молчал и не хотел говорить тебе о следствиях ветрености твоей: я был уверен, что укоризны могут скорее ожесточить сердце, нежели тронуть его чувствительность. Нежное терпение со стороны мужа есть в таком случае самое действительнейшее средство. Выговоры, упреки заставили бы тебя думать, что я ревнив; ты почла бы себя оскорбленною – и сердца наши могли бы навсегда удалиться друг от друга. Следствие доказало справедливость моей системы. Разлука казалась мне последним способом, который должно было употребить для твоего исправления. Я оставил тебя на суд собственного твоего сердца – признаюсь, не хладнокровно, не без мучительной горести, – но луч надежды питал и не обманул меня! ты моя, совершенно и навеки!» Иногда Юлия вооружается против женщин; Арис их защитник. «Поверь мне, друг мой, – говорит он, – поверь, что порочные женщины бывают от порочных мужчин; первые для того дурны, что последние не стоят лучших». Арис и Юлия могут не соглашаться в разных мнениях; но в том они согласны, что удовольствие счастливых супругов и родителей есть первое из всех земных удовольствий. (обратно)
Уже три года живут они и деревне, живут как нежнейшие любовники, и свет для них не существует. Арис не переменился; он всегда был деятельным мудрецом. Но Юлия примером своим доказала, что легкомыслие молодой женщины может быть иногда покрывалом или завесою величайших добродетелей. Нежность Арисова так далеко простирается, что он не позволяет Юлии описывать черными красками прежнего ее ветреного характера. «Ты рождена быть добродетельною, – говорит Арис, – нескромное желание нравиться, плод безрассудного воспитания и худых примеров, произвело минутные твои заблуждения. Тебе надлежало только один раз почувствовать цену истинной любви, цену добродетели, чтобы исправиться и возненавидеть порок. Ты удивляешься, друг мой, для чего я молчал и не хотел говорить тебе о следствиях ветрености твоей: я был уверен, что укоризны могут скорее ожесточить сердце, нежели тронуть его чувствительность. Нежное терпение со стороны мужа есть в таком случае самое действительнейшее средство. Выговоры, упреки заставили бы тебя думать, что я ревнив; ты почла бы себя оскорбленною – и сердца наши могли бы навсегда удалиться друг от друга. Следствие доказало справедливость моей системы. Разлука казалась мне последним способом, который должно было употребить для твоего исправления. Я оставил тебя на суд собственного твоего сердца – признаюсь, не хладнокровно, не без мучительной горести, – но луч надежды питал и не обманул меня! ты моя, совершенно и навеки!» Иногда Юлия вооружается против женщин; Арис их защитник. «Поверь мне, друг мой, – говорит он, – поверь, что порочные женщины бывают от порочных мужчин; первые для того дурны, что последние не стоят лучших». Арис и Юлия могут не соглашаться в разных мнениях; но в том они согласны, что удовольствие счастливых супругов и родителей есть первое из всех земных удовольствий.
1794
Сноски
1
Во время древности странники, возвращаясь в отечество, посвящали жезлы свои Меркурию. (обратно)2
В самом деле, пена волн часто орошала меня, лежащего почти без памяти на палубе. (обратно)3
То есть Черная гора. (обратно)4
Bonnets a la (фр.) – чепчиками в виде… (обратно)5
В истине сего уверял меня не один старый человек. (Примеч. автора.) (обратно)6
Например, «Прости господи» и прочее тому подобное, что можно еще слышать и от нынешних нянюшек. (Примеч. автора.) (обратно)7
Читатель догадается, что старинные любовники говорили не совсем так, как здесь говорят они; но тогдашнего языкамынемоглибытеперьипонимать. Надлежало только некоторым образом подделаться под древний колорит. (Примеч. автора.) (обратно)8
То есть от России. (Примеч. автора.) (обратно)9
В Оружейной московской палате я видел много панцирей с сею надписью. (Примеч. автора.) «…никто же на ны» – никто против нас [не посмеет пойти] (старослав.). (обратно)10
И в самой литературе. (Примеч. автора.) (обратно)11
He прекрасна ли фиалка,
He прельщает ли собой?
Не амброзией ли дышит,
Утром расцветя весной?
То алеет, то белеет
Сей цветочек в красный день;
Сладкий дух свой изливает
Кроясь в травке под кустом.
Что же с нежною фиалкой,
Что же будет наконец?
Ах! несчастная томится,
Сохнет, исчезает вдруг.
(Перевод автора.)
