на его родную, английскую.

Не надо и пристально вглядываться, чтобы увидеть, что с времён Байрона ни один иностранный поэт так сильно не повлиял на русскую поэзию, как Киплинг [3]. Для того, чтобы доказать правдивость этого широковещательного заявления, я вкратце напомню тут о тех русских поэтах, которые без Киплинга были бы совсем иными или вообще бы могли не состояться. Итак, долго не думая, просто хронологически:

Гумилёв. Ну, первый же пример, хотя бы «Капитаны», с их наивным, но, в общем то, прямо идущим от Киплинга сгущённым романтизмом, — и прежде всего преклонение перед сильными характерами:

…Те, кому не страшны ураганы.

Кто изведал мальстремы и мель,

Чья не пылью изодранных хартий.

Солью моря пропитана грудь,

Кто иглой на изодранной карте

Отмечает свой дерзостный путь…

И взойдя на трепещущий мостик,

Вспоминает покинутый порт,

Отряхая ударами трости

Клочья пены с высоких ботфорт…

И виноваты не поэты, а бег времени, что стихи такого рода все дальше и бесповоротнее, хотя вполне законно, переходят в разряд поэзии для детей; возможно это происходит по причине их картонности, видной взрослым очень явственно на фоне живого стиха самого Киплинга.

Николай Тихонов. Самое известное из его стихотворений «Баллада о гвоздях» с её несколько абстрактными моряками отличается от киплинговских баллад именно этой самой абстрактностью, произошедшей оттого, что Киплинг своих героев брал из наблюдений над жизнью, а Тихонов — из книг Киплинга и Стивенсона, но интонация иных строк и даже отрывистый его синтаксис, от киплинговских мало отличимы:

Спокойно трубку докурил до конца.

Спокойно улыбку стёр с лица:

«Команда во фрунт, офицеры вперёд!»

Сухими шагами командир идёт.

И снова равняются в полный рост:

«Якорь наверх! Курс — Ост. (и т. д.)

Далее: «Баллада об отпускном солдате» или «Баллада о синем пакете» (в обеих балладах стержень — свершение невозможного, и во втором случае — даже более того: свершение, ставшее и вовсе бесполезным!).

Вообще-то Киплинг, если всмотреться, виден даже в первой, незрелой тихоновской книге «Жизнь под звёздами:

Последний, красный луч заката

Я помню до сих пор:

Мы бились, как во времена Мюрата

Рубя в упор…(1916 г.)

Затем две книги «Орда» и «Брага». Обе полностью написаны под влиянием Киплинга. Зачин первого же, «программного», стихотворения в «Орде» уже говорит недвусмысленно о происхождении всей книги:

Праздничный, весёлый, бесноватый,

С марсианской жаждою творить,

Вижу я, что небо не богато,

Но про землю стоит говорить!

Обратим внимание на тихоновскую поэтику, хотя бы только на строение фразы в строфе, или на роль ритмических пауз, создающих в звучании стиха напряжение суровой и жёсткой интонации:

Пулемёт задыхался, хрипел, бил.

С флангов летел трезвон.

Одиннадцать раз в атаку ходил

Отчаянный батальон.

(«Баллада об отпускном солдате»)

Кажется, если поместить это стихотворение среди «Казарменных баллад» то немало читателей не заметит, что тут затесались вовсе не киплинговские стихи. Причём, не только в балладах, но и в лирике Тихонова нередки строки напоминающие Киплинга:

Люди легли, как к саням собаки,

В плотно захлёстнутые гужи.

Если ты любишь землю во мраке

Больше чем звёзды — встань и скажи.

(«Ещё в небе предутреннем и горбатом…»)

Или из более поздних стихов:

.. Мы жизнь покупаем не на фунты,

И не в пилюлях аптечных:

Кто, не борясь и не состязаясь,

Одну лишь робость усвоил,

Тот не игрок, а досадный заяц:

Загнать его дело пустое!

Когда же за нами в лесу густом

Спускают собак в погоню,

Мы тоже кусаться умеем, притом

Кусаться с оттенком иронии…

(«Листопад».)[4]

Далее; Ирина Одоевцева, которая балладную интонацию да впрочем и сам жанр баллады от Киплинга получила. А к тому же ещё, (чем она и отличается резко от Гумилёва), есть у неё совершенно киплинговское стремление говорить о повседневности, хотя и придавая ей иногда романтический колорит, (как в «Молли Грей», стилизованной под английские фантастические баллады), но чаще — это всё же интонации бытовые, происшедшие прямо из «Казарменных баллад»: как, например, в «Балладе об извозчике»:

Небесной дорогой голубой

Идёт извозчик. И лошадь ведёт за собой.

Подходят они к райским дверям:

«Апостол Пётр, отворите нам!»

Раздался голос святого Петра:

«А много вы сделали в жизни добра?»

«Мы возили комиссара в комиссариат,

Каждый день туда и назад…»

Невольно вспоминается аналогичная сцена у тех же Райских Врат из «Томлинсона» Киплинга:

Вот и Пётр Святой стоит у ворот со связкою ключей.

«А ну-ка на ноги встань, Томлинсон,

будь откровенен со мной:

Что доброе сделал ты для людей

в юдоли твоей земной?»

Тихонов и Одоевцева — именно с этих двух поэтов вообще началось бытование «киплинговской» баллады в России, но вот Одоевцева, в отличие от Тихонова, английский язык знала хорошо, и по её собственным словам «Киплинга читала с раннего детства». Более того, (как рассказывала она автору этих строк) именно она, Ирина Одоевцева и натолкнула свою подругу, Аду Оношкович-Яцыну, на идею переводить стихи Киплинга. с чего всё и «пошло есть»…

А вот ещё Эдуард Багрицкий (тоже знавший английский и немало переводивший стихов с него):

Так бейся по жилам. кидайся в края

Бездомная молодость, ярость моя,

Чтоб звёздами брызнула кровь человечья.

Чтоб выстрелом рваться вселенной навстречу….

(«Контрабандисты»):

Или:

«На плацу открытом

С четырёх сторон

Бубном и копытом

Дрогнул эскадрон…

…………………………

Степь заместо простыни

Натянули — раз!

Саблями острыми

Побреют нас…

(Разговор с комсомольцем Дементьевым)

Вл. Луговской:

Итак, начинается песня о ветре.

О ветре. обутом в солдатские гетры,

О гетрах, идущих дорогой войны,

О войнах, которым стихи не нужны,

Идёт эта песня, ногам помогая….

(«Песня о ветре».)

М. Голодный. Баллада-монолог «Верка Вольная»:

.

«…Куртка жёлтая бараньей кожи,

Парабеллум за кушаком,

В подворотню бросался прохожий.

Увидав меня за углом…

………………………………

Гоцай, мама, орёл или решка,

Умирать, побеждать — всё к чертям!

Вся страна, как в стогу головешка,

Жизнь пошла по железным путям…

Павел Антокольский:

Не тьма надо тьмой подымалась,

не время над временем стлалось,

Из мрака рождённое тельце