турмалиновом квадрате было выгравировано изображение рыбы, как то: дельфин, морской угорь, каракатица, лосось, тунец, кальмар и прочие бестии из морских пучин. Стена позади высоких тронов была завешена гобеленами, украшенными цветами: шахматными лилиями, львиным зевом, орхидеями и им подобными. На панели под окнами были расставлены изваяния птиц, зверей и пресмыкающихся.

Но подлинным дивом этого зала были капители каждой из двадцати четырех колонн, высеченные из цельного драгоценного камня каждая и обращенные некогда рукой неведомого скульптора в почти живое подобие какого-либо чудовища. Здесь была раскрывшая пасть в вопле гарпия, столь изумительно вырезанная из охристого жадеита, что было странно этого вопля не слышать; здесь были огнедышащий дракон из винно-желтого топаза; василиск из цельного рубина; циклоп, вырезанный из звездчатого сапфира лунного цвета таким образом, что лучи звезды мерцали в его единственном глазу; саламандры, сирены, химеры, лесные дикари, левиафаны^[10], изваянные из безупречных драгоценностей втрое больше крепко сложенного мужчины: бархатно-синего сапфира, хризолита, берилла, аметиста и желтого циркона, что подобен прозрачному золоту.

Освещали приемный зал семь подвешенных под потолком карбункулов размером с тыкву, а также девять прекрасных лунных камней, расставленных на серебряных постаментах между колонн на помосте. Эти камни, впитывая солнечный свет днем, затем отдавали его в ночные часы в виде розового света и мягкого сияния, подобного лунному. И еще одно чудо: нижняя сторона полога над высокими тронами была украшена лазуритом, и на этом подобии небосвода сверкали двенадцать знаков зодиака, а каждая звезда была из бриллианта, сияющего собственным светом.

В замке между тем закипела жизнь, пара десятков слуг с вениками, щетками и тряпками вошли в зал, чтобы убрать и украсить его, и отполировать все его сокровища. Движения их были проворны, походка бодра, лица свежи, а волосы белокуры. На головах их росли рога. Закончив свою работу, они удалились, и приемный зал стал наполняться гостями. Радостно было видеть этот парад бархата, мехов, прихотливой вышивки и одежд из ткани, газа и кружев, гофрированных воротников, изящных цепочек и ожерелий из золота, этот блеск драгоценностей и оружия, это покачивание плюмажей, что Демоны носили в волосах, едва прикрывая рога, росшие на их головах. Одни сидели на скамьях или склонялись над отполированными столами, другие бродили взад и вперед по сверкающему полу. Были среди них и женщины, столь прекрасные, что хотелось сказать: это, конечно же, светлоликая Елена, это — аркадская Аталанта, это — Фрина, что вдохновила Праксителя на создание его Афродиты, это Таис Афинская^[11], ради прихоти которой Александр Великий сжег Персеполис, словно свечу, а это та, что была похищена Темным Богом с цветущих полей Энны, дабы сделать ее королевой мертвых^[12]. Тут в дальнем конце зала началось движение, и Лессингем увидел пышно облаченного Демона крепкого сложения и горделивой осанки. Лицо его было румяным и веснушчатым, лоб — широким, глаза — голубыми и спокойными, словно море. Его густая рыжая борода была разделена надвое и зачесана назад.

— Скажи мне, о стриж, — спросил Лессингем, — это и есть лорд Юсс?

— Это не лорд Юсс, — ответил стриж, — и не ровня ему в его величии. Лорд, которого ты видишь, — Волл, живущий в горах Картадза, что у соленого моря. Он великий флотоводец, верой и правдой служивший Демонланду, да и всему остальному миру, в недавних войнах с Вампирами. Но обрати еще раз свой взор к дверям, туда, где в окружении друзей стоит высокий и несколько сутулый муж в серебряных латах и парчовом плаще цвета потускневшего золота, чертами лица немного похожий на Волла, но смуглый и со щетинистыми черными усами.

— Я вижу его, — сказал Лессингем, — Значит, это и есть лорд Юсс!

— Отнюдь, — ответил стриж, — Это лишь Визз, брат Волла. Он богатейший из всех Демонов, кроме троих братьев и лорда Брандоха Даэй.

— А это кто? — спросил Лессингем, указывая на оживленного гостя с легкой походкой и веселым взглядом, в этот момент подошедшего к Воллу и завязавшего с ним беседу. Его пышущее здоровьем и радостью лицо с тонкими и четкими чертами было довольно красиво, лишь нос был несколько длинноват и заострен.

— Тот, кого ты зришь, — ответил стриж, — есть лорд Зигг, прославленный укротитель лошадей. Он обожаем среди Демонов, ибо обладает веселым нравом, но также богатырской мощью, когда ведет свою кавалерию на врага.

Волл откинул свою бороду и громко захохотал в ответ на какую-то шутку, сказанную ему на ухо Зиггом, и Лессингем подался вперед в надежде услышать, о чем шла речь. Слова утонули в шуме разговоров, но зато Лессингем успел заметить, как гобелены за помостом на мгновение раздвинулись, и некто величавой походкой прошел из-за высоких тронов в общий зал. Движения его были плавны и изящны, как у пробудившегося от дремы хищника, когда он с ленивой грацией кланялся многочисленным приветствовавшим его друзьям. Сложением же он был строен и гибок, словно девушка. Его накидка из шелка цвета дикой розы была расшита золотыми изображениями цветов и молний. Самоцветы сверкали на пальцах его левой руки, в золотых браслетах и на ленте, повязанной на его золотых локонах, украшенных плюмажем из перьев королевской райской птицы. Его рога были окрашены шафраном и инкрустированы золотой филигранью. Его высокие башмаки были завязаны золотым шнуром, а на поясе висел меч с узким и острым клинком, рукоять которого бугрилась бериллами и черными алмазами. Во всей его фигуре и внешности сквозили странное изящество и хрупкость, но под этими качествами угадывалась некая спящая сила; так выглядит издали одетый снегом горный пик в алых утренних лучах. Было приятно смотреть на его по-девичьи мягкое лицо, по которому блуждала тень легкой меланхолии, смешанной с презрением; время от времени, однако, в его глазах вспыхивал огонек, и черты решимости проступали возле его губ и завитых усов.

— Наконец-то! — пробормотал Лессингем, — Наконец-то лорд Юсс!

— Не стоит тебя винить в этой ошибке, — сказал стриж, — ибо немногих, кто выглядел бы благороднее, доводилось видеть твоим глазам. Это, однако, не Юсс, а лорд Брандох Даэй, коему подчиняется весь Демонланд к западу от Шалгрета и Стропардона: изобильные виноградники Кротеринга, обширные пастбища Файльце и все западные острова с их горными крепостями. Однако не думай, будто его рука слаба, а отвага изменчива лишь потому, что ему, как королеве, нравятся шелка и драгоценности, а держит он себя изысканно и утонченно, словно серебристая береза на