- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (68) »
Лида. — Мы, очевидно, еще встретимся. Это у нас предварительная беседа. Мне хочется спросить. Вы были надзирателем, это опасно, рискованно?
Алиханов неохотно задумался.
— Риск, конечно, был. Много водки пили. Лосьоном не брезговали. На сердце отражается…
— Я имела в виду заключенных. Ведь это страшные люди. Ничего святого…
— Люди как люди, — сказал Алиханов, откупоривая третью бутылку.
— Я много читала. Это особый мир… Свои законы… Необходимо мужество… Вы мужественный человек?
Алиханов вконец растерялся.
— Люба, — сказал он.
— Лида.
— Лида! — почти закричал Алиханов. — Я сейчас достану шесть рублей. У меня гуманные соседи. Возьмем полбанки и сухого. Что-то я плохо соображаю.
— Я не пью. Вы мужественный человек?
— Не знаю. Раньше мог два литра выпить. А теперь от семисот граммов балдею… Возраст…
— Вы не понимаете. Мне нужен оригинальный человек, интересная личность. Вы филолог, тонко чувствующий индивидуум. А раньше были надзирателем. Ежедневно шли на риск. Душевная тонкость очень часто сопутствует физической грубости…
— Когда я вам грубил?
— Не мне. Вы охраняли заключенных…
— Мы больше себя охраняли.
— Откуда у вас этот шрам? Не скромничайте, пожалуйста…
— Это не шрам, — воскликнул Алиханов, — это фурункул. Я расчесал… Извините меня…
— Я все-таки хочу знать, что вы испытывали на Севере? Фигурально выражаясь, о чем молчала тундра?
— Что?
— О чем молчала тундра?
— Лида! — дико крикнул Алиханов. — Я больше не могу! Я не гожусь для радиопередачи! Я вчера напился! У меня долги и алименты! Меня упоминала «Немецкая волна»! Я некоторым образом — диссидент! Вас уволят… Отпустите меня…
Лида завинтила колпачок авторучки.
— Жаль, — сказала она, — материал интересный. Будьте здоровы. Я вам позвоню. А вы пока отыщите свой реферат…
Надзиратель стоял обессиленный и бледный.
— Минутку, — сказал он, — я тоже иду. У меня гуманные соседи…
На площадке они расстались. Лида зашагала вниз. Алиханов взлетел на четвертый этаж…
Левин обнял ее и долго разглядывал. — Да, — сказал он, — годы идут, годы идут… — Постарела? — Как тебе сказать… Оформилась. — А ты обрюзг. Позор. Галина дома? — На собрании в школе. Хулиган у нас растет… Толстею, говоришь? Жена советует: «Тебе надо бегать по утрам». А я отвечаю: «Если побегу, то уже не вернусь…» Кофе хочешь? Раздевайся… — Только после вас, доктор, — вспомнила Лида какую-то старую шутку. Они прошли в гостиную. Торшер с прожженным абажуром. Иностранные журналы на подоконнике. — Хорошо у тебя, — сказала Лида, — в новых квартирах жутко делается. Все полированное, сплошной хрусталь… — Хрусталь и у меня есть, — похвастал Левин. — Где? — В ломбарде. — По-прежнему канцерогенами занимаешься? — По-прежнему. — Расскажи. — Минуточку, чайник поставлю. — Жду… Лида вынула записную книжку, авторучку и сигареты «БТ». Левин вернулся. Они закурили. — Ты во Франции был? — Две недели. — Ну и как? — Нормально. — А конкретнее? — Трудолюбивый народ, реакционная буржуазия, экономический кризис, обнищание масс… — Ты по-человечески расскажи. Хорошо французы к нам относятся? — А черт их знает. Настроение у всех хорошее. — Как насчет благосостояния? Как тебе француженки, понравились? — Благосостояние нормальное. Кормили хорошо. У меня был третий стол. Вино, цыплята, кофе, сливки… Девицы замечательные. Вернее, так, либо уродина, либо красотка. Тут дело в косметике, я полагаю. Косметика достоинства подчеркивает, а недостатки утрирует… Держатся свободно, непосредственно. У них такие белые синтетические халаты, декольте… — Что значит — белые халаты? Ты в клинике работал? — Я не работал. Я дизентерией в Ницце заболел. День погулял и слег. — Значит, Франции практически не видел? — Почему? У нас был цветной телевизор. — Не повезло тебе. — Зато я отдохнул. — Привез что-нибудь интересное? Сувениры, тряпки? — Слушай, — оживился Левин, — я уникальную вещь привез. Только отнесись без ханжества. Ты же врач. Сейчас достану. Я его от Вовки прячу. — Что ты имеешь в виду? — Лидка, я член привез. Каучуковый член филигранной работы. Ей-богу. Куда же он девался? Видно, Галка перепрятала… — Зачем это тебе? — Как зачем? Это произведение искусства. Клянусь. И Галке нравится. — Как таможенники не отобрали? — Я же не в руках его тащил, я спрятал. — Куда? Ведь не иголка… — Я одну даму попросил из нашей лаборатории. Женщин менее тщательно обыскивают. И возможностей у них больше. Физиология более… укромная… — Ты как ребенок. Поговорим лучше о деле. — Сейчас я кофе принесу. На столе появились конфеты, вафли и лимон. — Сгущенное молоко принести? — Нет. Рассказывай. — Чего рассказывать? Я занимаюсь моделированием химических реакций. Одно время исследовал канцерогенез асбестовой пыли… — Ты мне скажи, рак излечим? — Рак кожи — да. — А рак желудка, например? — Лидочка, полный хаос в этом деле. Миллиграмм канцерогена убивает лошадь. У любого взрослого человека на пальце этих самых канцерогенов — табун отравить можно. А я вот курю и тем не менее — жив… Дым, в свою очередь, тоже… Не записывай. Рак — щекотливая тема. Запретят твою передачу. — Не думаю. — Что, я с журналистами дела не имел?! Обратись к терапевту, у них благодать. Соцобязательства каждый месяц берут… Ты позвони в свою контору, согласуй. Агапова позвонила Нине Игнатьевне. Та перепугалась. — Лидочка, рак — слишком печально. Порождает отрицательные эмоции. Ассоциируется с небезызвестным романом. Мы ждем чего-нибудь светлого… — Рак — это проблема номер один. — Лидочка, не упрямьтесь. Есть негласное распоряжение. — Что ж, — вздохнула Лида, — извините… — Куда ты? — удивился Левин. — Посиди. — Я, в общем-то, по делу зашла. — Мы семь лет не виделись. Скоро Галка придет, выпьем чего-нибудь. — Ты уж прости, не хотелось бы мне ее видеть. Левин молчал. — Ты счастлив, Боря? Левин снял очки. Теперь он был похож на второгодника. — Какое там счастье! Живу, работаю. Галка, я согласен, трудный человек. Есть в ней что-то безжизненное. Володя — хам, начитанный, развитый хам. Я все-таки доктор наук, профессор. А он говорит мне вчера: «У тебя комплекс неполноценности…» — Но ведь ты ученый, служишь людям. Ты должен гордиться… — Брось, Лида. Я служу Галине и этому засранцу. — Ты просто не в форме. Лида уже стояла на площадке. — А помнишь,
Левин обнял ее и долго разглядывал. — Да, — сказал он, — годы идут, годы идут… — Постарела? — Как тебе сказать… Оформилась. — А ты обрюзг. Позор. Галина дома? — На собрании в школе. Хулиган у нас растет… Толстею, говоришь? Жена советует: «Тебе надо бегать по утрам». А я отвечаю: «Если побегу, то уже не вернусь…» Кофе хочешь? Раздевайся… — Только после вас, доктор, — вспомнила Лида какую-то старую шутку. Они прошли в гостиную. Торшер с прожженным абажуром. Иностранные журналы на подоконнике. — Хорошо у тебя, — сказала Лида, — в новых квартирах жутко делается. Все полированное, сплошной хрусталь… — Хрусталь и у меня есть, — похвастал Левин. — Где? — В ломбарде. — По-прежнему канцерогенами занимаешься? — По-прежнему. — Расскажи. — Минуточку, чайник поставлю. — Жду… Лида вынула записную книжку, авторучку и сигареты «БТ». Левин вернулся. Они закурили. — Ты во Франции был? — Две недели. — Ну и как? — Нормально. — А конкретнее? — Трудолюбивый народ, реакционная буржуазия, экономический кризис, обнищание масс… — Ты по-человечески расскажи. Хорошо французы к нам относятся? — А черт их знает. Настроение у всех хорошее. — Как насчет благосостояния? Как тебе француженки, понравились? — Благосостояние нормальное. Кормили хорошо. У меня был третий стол. Вино, цыплята, кофе, сливки… Девицы замечательные. Вернее, так, либо уродина, либо красотка. Тут дело в косметике, я полагаю. Косметика достоинства подчеркивает, а недостатки утрирует… Держатся свободно, непосредственно. У них такие белые синтетические халаты, декольте… — Что значит — белые халаты? Ты в клинике работал? — Я не работал. Я дизентерией в Ницце заболел. День погулял и слег. — Значит, Франции практически не видел? — Почему? У нас был цветной телевизор. — Не повезло тебе. — Зато я отдохнул. — Привез что-нибудь интересное? Сувениры, тряпки? — Слушай, — оживился Левин, — я уникальную вещь привез. Только отнесись без ханжества. Ты же врач. Сейчас достану. Я его от Вовки прячу. — Что ты имеешь в виду? — Лидка, я член привез. Каучуковый член филигранной работы. Ей-богу. Куда же он девался? Видно, Галка перепрятала… — Зачем это тебе? — Как зачем? Это произведение искусства. Клянусь. И Галке нравится. — Как таможенники не отобрали? — Я же не в руках его тащил, я спрятал. — Куда? Ведь не иголка… — Я одну даму попросил из нашей лаборатории. Женщин менее тщательно обыскивают. И возможностей у них больше. Физиология более… укромная… — Ты как ребенок. Поговорим лучше о деле. — Сейчас я кофе принесу. На столе появились конфеты, вафли и лимон. — Сгущенное молоко принести? — Нет. Рассказывай. — Чего рассказывать? Я занимаюсь моделированием химических реакций. Одно время исследовал канцерогенез асбестовой пыли… — Ты мне скажи, рак излечим? — Рак кожи — да. — А рак желудка, например? — Лидочка, полный хаос в этом деле. Миллиграмм канцерогена убивает лошадь. У любого взрослого человека на пальце этих самых канцерогенов — табун отравить можно. А я вот курю и тем не менее — жив… Дым, в свою очередь, тоже… Не записывай. Рак — щекотливая тема. Запретят твою передачу. — Не думаю. — Что, я с журналистами дела не имел?! Обратись к терапевту, у них благодать. Соцобязательства каждый месяц берут… Ты позвони в свою контору, согласуй. Агапова позвонила Нине Игнатьевне. Та перепугалась. — Лидочка, рак — слишком печально. Порождает отрицательные эмоции. Ассоциируется с небезызвестным романом. Мы ждем чего-нибудь светлого… — Рак — это проблема номер один. — Лидочка, не упрямьтесь. Есть негласное распоряжение. — Что ж, — вздохнула Лида, — извините… — Куда ты? — удивился Левин. — Посиди. — Я, в общем-то, по делу зашла. — Мы семь лет не виделись. Скоро Галка придет, выпьем чего-нибудь. — Ты уж прости, не хотелось бы мне ее видеть. Левин молчал. — Ты счастлив, Боря? Левин снял очки. Теперь он был похож на второгодника. — Какое там счастье! Живу, работаю. Галка, я согласен, трудный человек. Есть в ней что-то безжизненное. Володя — хам, начитанный, развитый хам. Я все-таки доктор наук, профессор. А он говорит мне вчера: «У тебя комплекс неполноценности…» — Но ведь ты ученый, служишь людям. Ты должен гордиться… — Брось, Лида. Я служу Галине и этому засранцу. — Ты просто не в форме. Лида уже стояла на площадке. — А помнишь,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (68) »