что однажды это уже сделали. А я точно знаю что никаких музеев там не было и все Томичи это вам скажут, и что деревья там всегда росли, а он говорит вокруг музеев была базальтовая площадь километром диаметр и называлась Пантеон, а это всегда была площадь Революции. И получается он не просто псих, а псих вредный. И для Перестройки вредный, и для нас нещасных которые хотят вылечиться. Что он с Гомером дружил это его личное дело и никого некасается, пускай-бы себе лечился от своего Гомера и нас-бы не мучил. А он пристает к нам что-бы все были терпеливыми и друг-дружку понимали. А как его поймеш когда он про загробные сферы заговаривается и говорит что все мы ненастоящие, он один только. Как же быть терпеливыми, когда от таких как он терпение у Народа лопнуло и вы, товарищь Горбачев, Перестройку начали!!! А он обложился своим Гомером которого ему сестра принесла и сказала что можно, и он каждый день что-то пишет, а мне писать не разрешают. Сестра хитрющая и все мои письма находит и отбирает, но два раза не нашла и я их за окошко выбросил, добрый человек подберет и отправит. И это письмо я тоже за окошко выброшу если сестра не найдет. А у него не отбирают и говорят что пусть пишет, его это успокаивает.
А меня может-быть тоже!!!
Вот написал вам письмо дорогой Михаил Сергеевич, и на душе как-то лучше, а вы сверху скажите что-бы у него тоже тогда отбирали, потому-что про Гомера он тоже наврет.»
А. Балакур. Герой эксперимента
Послесловие
«Если теория противоречит действительности — тем хуже для действительности!» Науки не было. А понимать хотелось. Одушевление непознанных стихий материального мира неизбежно перерастало в их персонификацию. Последняя являлась наиболее зрелой, гармонической стадией жизни очередного мировоззрения, обреченного, подобно всем прочим, на постепенное дряхление и смерть. После смерти мировоззрения в сознании социума оставались призраки — в мифах, волшебных сказках, исторических преданиях. Так, Афродита (она же Венера) не всегда была бессмертной распутной бабенкой, какой изобразили её Гомер, Гесиод и Овидий. Начав свое существование в качестве хтонического божества одушевленной силы земного плодородия, она постепенно сдавала свои позиции, пока не докатилась до узкой специализации в сфере любовной страсти. Нынешним же венерологам нет никакого дела до её биографии: они занимаются лишь некоторыми последствиями упомянутой узкой сферы деятельности богини. А призрак Афродиты влачит жалкое существование в фаллических анекдотах и чуть более пышное — в произведениях куртуазного искусства на темы античности. Та же участь постигла и христианское мировоззрение. От грозного, неумолимого, всеведущего и вездесущего иудейского Яхве, безликого, но с тысячью имен — до благостного Саваофа, восседающего верхом на облаке, с розовыми пятками и с такой же лысиной под золотистым колечком нимба. Посередке биографии — Христос: обожествленная персона при жизни и персонифицированный бог после смерти. Плюс великое множество волшебных сказов об ангелах и святых из рыцарских романов средневековья: это уже призраки… Когда законы природы подверглись массированной атаке логического мышления, не оставлявшего места для их одушевления и тем более персонификации (разве что в юмористическом плане, как, например, «Персональный магнит» в рассказе О.Генри), — как раз тогда заявили о себе законы развития социума. Их расшифровка оказалась не под силу формальной логике — и теперь уже не природные стихии, а стихии общественные погнали нас по новому кругу жизни и смерти мировоззрений. Одушевленная идея Всемирного Братства, сиречь Коммуны, нашла свою персонификацию в Марате и Робеспьере; Национал-Социализм уродливо, но успешно воплотился в личности Адольфа Шилькгрубера; а Диктатура Пролетариата божественно предстала в смертной оболочке Иосифа Джугашвили. Расцвели культы и культики, верховные божества которых нередко провозглашали свое прямое происхождение (духовное, разумеется) от самого Пророка. На худой конец — от его Предтечи, автора всеобъемлющей экономической теории, который четко сформулировал законы влияния экономики на политику, но не сумел указать все возможные формы обратного влияния. Да и не сумел бы — даже если бы предвидел все наши культы и культики, даже если бы предпринял отчаянную попытку их классификации. Ибо классификация ещё не наука, а лишь эмбрион её. Социальной науки нет. А понимать хочется. И возникло множество социальных религий, переживающих расцвет персонификации непознанных общественных стихий. Почти во плоти загуляли по Ойкумене зловещие призраки этих религий: враги народа, агенты Москвы, идеологические диверсанты, эмиссары Империи Зла и противники перестройки. Наука о человечестве лишь зарождается. Но она грядет. Грядет на смену мифотворчеству. И призраки постепенно теряют плоть, а верховные божества (зачастую уже при жизни) становятся героями анекдотов. Впереди новый круг. Какой? И что сочинят обитатели Третьего Круга о наших мифических временах?Арсен Балакур, д.н.
© Copyright: Александр Рубан, 2012 Свидетельство о публикации № 21202050429