могли выскочить на поверхность уже в районе Измайлова. А это было тогда уже за городом. Там находился какой-то маленький аэродром-подскока, и все „важные и нужные” люди могли быстро улететь из Москвы». o:p/

o:p   /o:p

Михаил Петров. Встречи с Бродским. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2013, № 5.

«Мы постепенно сблизились, в чем сыграл свою роль, по-видимому, и территориальный фактор (он жил на улице Пестеля в знаменитом доме Мурузи, а я у Таврического сада, неподалеку). Я бывал у него в „полутора комнатах”, а он частенько заходил ко мне. Помню, однажды он сказал: „Майк (тогда мы по-мальчишески называли друг друга на иностранный манер — Майк, Джозеф), нарисуй мне, как устроена атомная бомба”. Я в моих профессиональных занятиях не имел ничего общего с разработкой атомного оружия, но в меру своего понимания нарисовал элементарную схему атомной бомбы, как она изображалась в популярных журналах вроде „Знание — сила”. Он долго рассматривал бумажку и, кажется, забрал ее с собой. Зачем ему это было нужно, не знаю.  Я, кстати, не встречал в его стихах каких-либо упоминаний об устройстве атомной бомбы. Но замечу: мотив этот неожиданно отозвался в 2010 году в Вильнюсе на юбилейной конференции по Бродскому. Я был приглашен туда выступить с воспоминаниями о нем и упомянул о бумажке со схемой атомной бомбы, чем повеселил аудиторию. Надо сказать, что конференция проходила в присутствии прессы. По ее окончании в телеинтервью литовский репортер спросил у меня, правда ли, что я в молодости в Ленинграде передал Бродскому чертежи советской атомной бомбы. От неожиданности я не сообразил, о чем речь. Но репортер сказал мне: „Ну как же, об этом сегодня написали вильнюсские газеты”». o:p/

o:p   /o:p

Проза без героя. — «Знамя», 2013, № 4.

«Редакция <…> пригласила к обсуждению коллег, прозаиков и критиков, попросив их ответить на два вопроса: 1. Насколько актуальной представляется Вам проблема героя в современной прозе? 2. Насколько важен герой (и как Вы его находите) для Вашего творческого процесса, для технологии Вашего письма?» o:p/

Ниже — ответы на второй вопрос двух современных писателей-интеллектуалов. o:p/

У Алексея Макушинского я привожу только финал его пространного эссе (разделение на ответы-вопросы он снял), а ответ Николая Кононова — целиком; в журнале их тексты следуют один за другим, сначала Н. К., потом А. М. Очередность изменяю. o:p/

Да, цитируя, я почему-то вспомнил знаменитое определение Гоголя о русском языке. o:p/

«<…> Великая Маргерит Юрсенар говорила о герое своего романа, переведенного на русский под названием „Философский камень”, враче, алхимике и философе Зеноне, что она любит его, „как брата”. Она же рассказывает, что во время болезни ей чудилось, будто Зенон склоняется над ее постелью, берет ее за руку. „Мне хорошо знакома эта смуглая рука, очень сильная, длинная кисть с сухими, похожими на шпатели пальцами, с довольно крупными и бледными, коротко остриженными ногтями. Костлявое запястье, впалая ладонь исчерчена множеством линий. Я ощущаю пожатие этой руки, знаю в точности, насколько она горяча…”. Дать своим героям жизнь такой полноты и силы, чтобы в трудную минуту они могли держать тебя за руку, кажется мне идеалом возвышенным, наверное — недостижимым» (А. Макушинский). o:p/

«2. Совершенно не важен, так как я не мыслю отвлеченной категорией „героя”, хотя бы потому, что пишу в номинациях первого лица, что дает мне возможность излагать проблемы достоверного, чувственного и пластически точного. В рамках аналитического расширения. Мне важно изоморфное расширение письма, широта охвата, не имеющая никакого отношения к героической модальности. Перед литературой, я уверен, стоят совсем иные проблемы. По меньшей степени — витальности ее притязаний, эстетической достоверности и парадоксальной дегероизации я-скриптора. Что и даст возможность построить новый текст, с иной проблематикой, не имеющей к „героическому” никакого отношения» (Н. Кононов). o:p/

В дискуссии также участвовали Денис Гуцко (своим письмом Н. Ивановой он и «спровоцировал» обсуждение), Юрий Буйда, Александр Снегирев, Марина Степнова  и Елена Стяжкина. o:p/

o:p   /o:p

Леонид Рабичев. Весна без конца. Стихи. Вступительная статья Станислава  Айдиняна. — «Дружба народов», 2013, № 5.

Автору — стихотворцу, графику и живописцу — в этом году исполняется 90 лет. Помимо стихов, журнал публикует — на цветных вкладках — и его картины. «Мне говорит седой мой проводник, / Что нет в Европе памятника выше, / Что он описан в двух десятках книг / От плит и ниш до потолка и крыши. / Смотрю издалека, смотрю в упор / На достопримечательный собор. // Мне говорит мой проводник седой, / Что там, где начинается ограда, / Покоится под мраморной плитой / Какой-то Мотыльков из Сталинграда, / И каменный апостол из алькова / Сверлит меня глазами Мотылькова» («Собор», Весна 1946). o:p/

o:p   /o:p

Дионисио Гарсио Сапико. Испанец в России. Из воспоминаний. Под редакцией Натальи Малиновской. — «Иностранная литература», 2013, № 5 <http://magazines.russ.ru/inostran>. o:p/

В этих мемуарах есть нерядовой эпизод из ранних послевоенных лет, когда автор работал в картонажной мастерской по оформлению Музея Тимирязева. Работали под звуки радио, которое передавало о досрочном выполнении планов и т. п., упомянуло и тружеников некоего села. Тут с одним из мастеров случилось неожиданное: он яростно швырнул в репродуктор тяжелую деревянную чурку с криком: «Это мое село!!!.. Там мать моя страдает!!!» — и разрыдался. Все замерли. o:p/

И вдруг присутствующий при сем секретарь одной из партячеек Худфонда, похлопав мастера по плечу, «…говорит, обращаясь к нему по имени-отчеству: „Ничего — репродуктор починим, и дело с концом. Работайте спокойно”. Этот парторг за укрывательство такого поступка (да еще совершенного в присутствии многих людей) мог лишиться партбилета и загреметь в лагерь на многие годы. Значит, он был не только хорошим человеком, но и полностью доверял всем присутствующим». o:p/

o:p   /o:p

Джоби Уоррик. Тройной агент. Журналистское расследование. — «Иностранная литература», 2013, № 5, 6.

Документально-художественному роману, написанному американским журналистом, сотрудником «Вашингтон пост» предпосланы — посвящение («Родным и близким павших…») и эпиграф из древнекитайского полководца и теоретика войны Сунь Цзы («Война — это путь обмана»). o:p/

Книга — о сегодняшней афганской кампании, по самым свежим следам. Нелегкие труды и дни ЦРУ, само собой, разнообразно вплетены тут в ткань текста. o:p/

Любопытно, что русский переводчик «Тройного агента» обозначен как «Н. Н.».  В биографическом разделе его, конечно —