- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »
сказала, что это бомбы не настоящие и чтобы я не прыгал у неё на коленях, а то я ей колени отобью. В это время наш милиционер остановил человека в очках.
— Попался, — мама говорит, — не будет теперь без противогаза бегать!
И объяснила мне мама, что человек в очках теперь уже считается отравленным газами и что его сейчас повезут лечить. И мы с мамой стали смеяться. Очень уж было смешно смотреть, как этого, в очках, стали укладывать на носилки, а он брыкался и хохотал.
— Наверное, щекотки боится, — сказала мама, — как ты.
Этого, в очках, втащили на носилках в автомобиль «скорой помощи», и автомобиль уехал. А бомбы стали падать всё чаще и чаще. Улица совсем опустела, и только наш милиционер по-прежнему стоял на своём посту и осматривался по сторонам.
— Какой всё-таки бесстрашный, — сказал я, — бомба ведь может упасть на него. Верно, мам?
— Советский милиционер никогда не убегает,— сказала мне мама, — он ничего не боится и всегда стоит на своём посту. И когда наступит война, он не убежит и не испугается, а так же будет охранять наш город, наш труд, и порядок, и спокойствие, как сейчас.
Упала ещё одна бомба, и наш милиционер опять не испугался. Он только повернул голову туда, где дымилась бомба, и пошёл звонить по своему телефону.
Потом приехали дегазаторы, посыпали чем-то белым наш перекрёсток, и тревога кончилась.
От нашего дворника я узнал, что милиционера зовут Иван Фёдорович, а фамилия его — Блинчик. — Умный человек Иван Фёдорович, — говорил дворник, — умнейший. Ты думаешь, каждый, как захотел, так и стал милиционером? Ничего подобного. — Вас бы не взяли? — спросил я. — Никак, — сказал дворник. — Ни за что. Я плохо вижу. У меня один глаз здорово видит, а другой глаз безобразно видит. Такой милиционер уже не годится. Понял? — Конечно, — сказал я. — Или, например, глуховатый, — говорил дворник, — тоже не годится. А у нашего Ивана Фёдоровича Блинчика всё в полном порядке. У него зрение превосходное. Глуховатости никакой. И школу он кончил. Вроде твоей, но только для милиционеров. Он там всему научился. И как стрелять, и как стоять на посту, и как регулировать движение. Не так-то просто. — Да, — сказал я, — не так-то просто.
Постепенно я познакомился с нашим милиционером. Когда я шёл в школу, он уже стоял на своём посту. И я, переходя улицу, всегда соблюдал правила уличного движения. — Вы лучший пешеход на моём посту,—сказал мне Иван Фёдорович. — Мне всегда приятно, когда вы переходите мою улицу. — И мне приятно переходить вашу улицу, — сказал я, — будем знакомы. Так мы и познакомились. И с тех пор каждый раз, когда я иду в школу, Иван Фёдорович Блинчик мне козыряет. А я делаю ему пионерский салют, хоть я ещё и не пионер.
У меня есть один товарищ, Геня Лошадкин. У Гени есть папа — очень полненький, в кепочке с пуговицей. Вот как-то идёт Генин папа по улице и кушает апельсин. Покушал, покушал и бросил корки на тротуар. Вдруг свисток. Это мой знакомый милиционер свистнул Гениному папе. — Что такое? — спрашивает Генин папа. — Моя фамилия — Лошадкин. Вы мне свистнули? — Вам, — говорит Иван Фёдорович. — Или подберите корки, или заплатите штраф. Нельзя сорить на улице. — Что такое? — говорит Лошадкин. — Это просто удивительно. Куда же мне деть мои корки? — Бросьте в урну, — посоветовал Иван Фёдорович и козырнул. Он был очень вежливый. — Не хочу, — говорит Лошадкин. — Ах так, — говорит Иван Фёдорович, — ну, так знайте, что вы и ваш сын очень несознательные люди. Вам известно, что ваш сын Геня ни больше ни меньше как катается на трамвайной колбасе? Я его два раза уже снимал с трамвайной колбасы. Мне стыдно думать, что бывают такие несознательные отцы и дети. Вы уже пожилой гражданин — и вдруг швыряете корки на тротуар. А если кто-нибудь поскользнётся на вашей корке и сломает себе ногу? На новеньком, чудном бульваре вы швыряете свои корки... И ваш сын катается на колбасе... Я удивляюсь! Сказав это, он опять козырнул, а Лошадкин говорит: — Не хочу в урну, вы мне настроение испортили. Ивану Фёдоровичу пришлось взять штраф, и у него тоже испортилось настроение. А я перестал дружить с Геней за то, что он катается на трамвайной колбасе. И кроме того, Геня сказал мне, что мой папа вовсе не пожарный. Как будто раз пожарный, то и ходи всё время в каске.
Вот я учился, учился всю осень, а потом сразу, в одну ночь, наступила зима. Вечером ещё была осень и дождь моросил, а утром я подошёл к окну и как начал удивляться — всё белое. А папа бросил свою гимнастику и сказал: — Настоящий буран. В двух шагах ничего не видно. Какая масса снега! Наверно, у вас в школе не будет никаких занятий. А я говорю: — Это, может быть, у вас в пожарной команде не будет никаких занятий. А у нас в школе будут все занятия. Покушал и пошёл в школу. Снег так и валит, а ветер так и свистит. Ничего не видно. Как бы, думаю, не удариться о своего знакомого милиционера Ивана Фёдоровича. Только успел подумать — и сразу налетел на Ивана Фёдоровича. Он стоит в серой каске и в серой шинели и не регулирует движение. Я сразу у него спросил, почему он не регулирует движение. — Да движения никакого нет, — сказал Иван Фёдорович, — всё снегом занесло. Заносы. Трамваи стоят. Автомобили буксуют. Даже извозчик ехать не может — видишь, заснул на козлах. Я посмотрел, но ничего не увидел. — Ничего, — сказал Иван Фёдорович,—сейчас снегоочиститель приедет. Всё будет в порядочке. Вдруг как заскрежетало, завыло, загремело... — Вот он мчится, — сказал Иван Фёдорович, — наш дорогой трамвайный снегоочиститель. Гляди, какой красавец! Сейчас трамвайное движение возобновится. Здорово работал снегоочиститель! Перед ним вертелась щётка и отбрасывала с рельсов снег. И движение действительно возобновилось. А снег понемножку перестал падать. Дворники сгребали снег в кучи, и грузовики увезли снег. А пока я занимался в классе, случилась оттепель. Пошёл дождь. Но дождь шёл недолго. И сделался мороз. И всё покрылось льдом. Вот я пошёл домой, поскользнулся и как трахнулся башкой возле самого Ивана Фёдоровича. Он мне помог встать и спросил: — Живой? — Живой, — я говорю. Иван Фёдорович покачал головой и сказал: — Вот погодка несознательная, а? Воюй с ней как
ШКОЛА МИЛИЦИОНЕРА
От нашего дворника я узнал, что милиционера зовут Иван Фёдорович, а фамилия его — Блинчик. — Умный человек Иван Фёдорович, — говорил дворник, — умнейший. Ты думаешь, каждый, как захотел, так и стал милиционером? Ничего подобного. — Вас бы не взяли? — спросил я. — Никак, — сказал дворник. — Ни за что. Я плохо вижу. У меня один глаз здорово видит, а другой глаз безобразно видит. Такой милиционер уже не годится. Понял? — Конечно, — сказал я. — Или, например, глуховатый, — говорил дворник, — тоже не годится. А у нашего Ивана Фёдоровича Блинчика всё в полном порядке. У него зрение превосходное. Глуховатости никакой. И школу он кончил. Вроде твоей, но только для милиционеров. Он там всему научился. И как стрелять, и как стоять на посту, и как регулировать движение. Не так-то просто. — Да, — сказал я, — не так-то просто.
Я — ЛУЧШИЙ ПЕШЕХОД
Постепенно я познакомился с нашим милиционером. Когда я шёл в школу, он уже стоял на своём посту. И я, переходя улицу, всегда соблюдал правила уличного движения. — Вы лучший пешеход на моём посту,—сказал мне Иван Фёдорович. — Мне всегда приятно, когда вы переходите мою улицу. — И мне приятно переходить вашу улицу, — сказал я, — будем знакомы. Так мы и познакомились. И с тех пор каждый раз, когда я иду в школу, Иван Фёдорович Блинчик мне козыряет. А я делаю ему пионерский салют, хоть я ещё и не пионер.
ЛОШАДКИН
У меня есть один товарищ, Геня Лошадкин. У Гени есть папа — очень полненький, в кепочке с пуговицей. Вот как-то идёт Генин папа по улице и кушает апельсин. Покушал, покушал и бросил корки на тротуар. Вдруг свисток. Это мой знакомый милиционер свистнул Гениному папе. — Что такое? — спрашивает Генин папа. — Моя фамилия — Лошадкин. Вы мне свистнули? — Вам, — говорит Иван Фёдорович. — Или подберите корки, или заплатите штраф. Нельзя сорить на улице. — Что такое? — говорит Лошадкин. — Это просто удивительно. Куда же мне деть мои корки? — Бросьте в урну, — посоветовал Иван Фёдорович и козырнул. Он был очень вежливый. — Не хочу, — говорит Лошадкин. — Ах так, — говорит Иван Фёдорович, — ну, так знайте, что вы и ваш сын очень несознательные люди. Вам известно, что ваш сын Геня ни больше ни меньше как катается на трамвайной колбасе? Я его два раза уже снимал с трамвайной колбасы. Мне стыдно думать, что бывают такие несознательные отцы и дети. Вы уже пожилой гражданин — и вдруг швыряете корки на тротуар. А если кто-нибудь поскользнётся на вашей корке и сломает себе ногу? На новеньком, чудном бульваре вы швыряете свои корки... И ваш сын катается на колбасе... Я удивляюсь! Сказав это, он опять козырнул, а Лошадкин говорит: — Не хочу в урну, вы мне настроение испортили. Ивану Фёдоровичу пришлось взять штраф, и у него тоже испортилось настроение. А я перестал дружить с Геней за то, что он катается на трамвайной колбасе. И кроме того, Геня сказал мне, что мой папа вовсе не пожарный. Как будто раз пожарный, то и ходи всё время в каске.
ЗИМА
Вот я учился, учился всю осень, а потом сразу, в одну ночь, наступила зима. Вечером ещё была осень и дождь моросил, а утром я подошёл к окну и как начал удивляться — всё белое. А папа бросил свою гимнастику и сказал: — Настоящий буран. В двух шагах ничего не видно. Какая масса снега! Наверно, у вас в школе не будет никаких занятий. А я говорю: — Это, может быть, у вас в пожарной команде не будет никаких занятий. А у нас в школе будут все занятия. Покушал и пошёл в школу. Снег так и валит, а ветер так и свистит. Ничего не видно. Как бы, думаю, не удариться о своего знакомого милиционера Ивана Фёдоровича. Только успел подумать — и сразу налетел на Ивана Фёдоровича. Он стоит в серой каске и в серой шинели и не регулирует движение. Я сразу у него спросил, почему он не регулирует движение. — Да движения никакого нет, — сказал Иван Фёдорович, — всё снегом занесло. Заносы. Трамваи стоят. Автомобили буксуют. Даже извозчик ехать не может — видишь, заснул на козлах. Я посмотрел, но ничего не увидел. — Ничего, — сказал Иван Фёдорович,—сейчас снегоочиститель приедет. Всё будет в порядочке. Вдруг как заскрежетало, завыло, загремело... — Вот он мчится, — сказал Иван Фёдорович, — наш дорогой трамвайный снегоочиститель. Гляди, какой красавец! Сейчас трамвайное движение возобновится. Здорово работал снегоочиститель! Перед ним вертелась щётка и отбрасывала с рельсов снег. И движение действительно возобновилось. А снег понемножку перестал падать. Дворники сгребали снег в кучи, и грузовики увезли снег. А пока я занимался в классе, случилась оттепель. Пошёл дождь. Но дождь шёл недолго. И сделался мороз. И всё покрылось льдом. Вот я пошёл домой, поскользнулся и как трахнулся башкой возле самого Ивана Фёдоровича. Он мне помог встать и спросил: — Живой? — Живой, — я говорю. Иван Фёдорович покачал головой и сказал: — Вот погодка несознательная, а? Воюй с ней как
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »