искусства на арену мировой политики. После окончания Второй мировой войны состоялся процесс над Кнутом Гамсуном, он был признан виновным в соответствии с предъявленными ему политическими обвинениями.

В тот же самый день, когда был объявлен приговор, восьмидесятидевятилетний писатель выводит дрожащей рукой заключительную фразу в рукописи своей последней книги «На заросших тропинках»: «Иванов день, тысяча девятьсот сорок восьмого года. Сегодня Верховный суд вынес решение, и я заканчиваю свои записки» [4: 233].

И это стало последней, завершающей точкой, тем конечным пунктом, куда пришел гений, изменивший мировую литературу, и одновременно политик, осужденный за предательство своей страны.

А как же все началось?

До «железных ночей»

Воды Атлантического океана глубоко врезаются в норвежскую землю. Но воды ни одного фьорда не проникают настолько глубоко, чтобы коснуться самого подножья горных массивов. И вот там, в долине у подножья Гальхёпигген, самой высокой горной вершины Норвегии, 4 августа 1859 года родился Кнут Гамсун, который стал четвертым ребенком в семье^[1].

Август называли здесь месяцем «железных ночей», ведь именно тогда часто приходили холода и за считанные дни земледельцам приходилось готовиться к приходу новой зимы. Надо было сторожить урожай, спасать зерно. Они жгли солому, устраивали множество костров, и если делали это сноровисто и при этом ветер дул в нужную сторону, то дым спасительной пеленой окутывал будущий урожай. Больше всего на свете они страшились августовских морозов — «железных ночей».

Отец Гамсуна, Педер Педерсен, сражался с морозами на арендованной земле, на земле, принадлежащей его шурину Уле Ульсену. Отец был человек подвижный, как ртуть, беспробудный пьяница, отчаянный бабник, ему вечно не хватало денег. Наиболее богобоязненные считали, что он одержим дьяволом. Другие — что в этом он просто пошел в мать. Ведь у нее в роду были такие, кто бросался в реку и вешался. В роду у его отца также было полно помешанных, но сам он был человек мягкий и спокойный.

Кнуту Гамсуну было всего несколько месяцев, когда его дядя, брат матери, после нескольких лет отсутствия внезапно вернулся домой. Уле Ульсен наградил младенцами множество женщин в разных частях страны, не женившись ни на одной из них. За удовольствие, как известно, надо платить, а он и не думал, так что им занялись судебные органы, последовали штрафы, взыскание алиментов, от выплаты которых он успешно уклонялся. Дело дошло до того, что теперь ему уже грозил принудительный аукцион как со стороны властей, так и со стороны частных лиц. Он остро нуждался в деньгах и объявил о продаже своей усадьбы в кратчайший срок.

Отец Гамсуна надеялся, что сможет выкупить усадьбу, выплачивая ее стоимость своему шурину в течение многих лет, и сделал отчаянную попытку предотвратить катастрофу. Он предпринял длительное путешествие через полстраны, за полярный круг. Здесь жил другой брат его жены, который переселился в эти края несколько лет тому назад. Но тот, как оказалось, не собирался спасать усадьбу предков. Теперь у отца Гамсуна в жизни оставалось только две возможности. Первая — эмигрировать в Америку, подобно множеству других своих соотечественников, число которых в Америке в следующее десятилетие составило два миллиона человек — это почти треть населения Норвегии. В Америке лишь число эмигрантов из Ирландии превысило эту цифру. Альтернативой эмиграции могла стать аренда маленькой усадьбы, которую зажиточный Ханс Ульсен собирался приобрести на полуострове Хамарёй, там же, где он арендовал землю, в пасторской усадьбе.

И вот, за два месяца до того, как маленькому Кнуту исполнилось три года, все семейство, в котором уже было пятеро детей, покинуло свой родной горный край. Путешествие на север, за полярный круг заняло три недели. Сначала они ехали на лошади, потом шли по старому пути паломников до Тронхейма, а дальше добирались пароходом. Они проделали путь, равный тому, что привел бы их из Норвегии в Италию, если бы они двигались на юг, а не на север.

Это был Иванов день 1862 года.

Исход на север

Бабушка маленького Кнута Гамсуна всегда отличалась слабыми нервами и не прожила и четырех месяцев в суровом морском краю. После ее похорон совсем пала духом Тора Педерсен, мать Кнута Гамсуна. В 1864 году она родила своего шестого ребенка — девочку.

Пятилетний Кнут и его сестренка Анна Мария, младше его почти вдвое, постоянно ссорились между собой, а также оба были недовольны тем, что новорожденная София Мария поглощала все внимание матери, ведь именно ее, а не одного из них, та постоянно держала на руках. Кнут был уже великоват, чтобы мать заботилась о нем так же, как о младших сестренках, и еще слишком мал, чтобы играть со старшими братьями, которым было тогда восемь, десять и тринадцать лет.

Мать чувствовала себя все хуже и хуже. У нее было все меньше сил, чтобы нянчить детей и вести хозяйство, готовить еду и помогать супругу в хлеву и на полевых работах. Тот почти круглые сутки надрывался в своем маленьком, но требующем больших усилий хозяйстве, а также портняжничал.

Усадьба могла прокормить их, если только урожай не губили весенние заморозки, летние проливные дожди и, напротив, засухи или же ранние осенние холода. Родители рассчитывали, что портняжное ремесло принесет доход, достаточный и для оплаты аренды шурину, и для покупки инвентаря и всего необходимого. Но в округе хватало портных, и потому заработок был невелик. К тому же отец Гамсуна еще и не умел истребовать деньги с тех, кто ему задолжал.

Когда жена слегла после смерти своей матери и рождения шестого ребенка, ему ничего не оставалось, как обратиться в школьный совет с просьбой сократить для старшего сына Педера, которому исполнилось тогда тринадцать лет, минимальный обязательный период посещения школы по причине того, что «в течение всего года хвори одолевали мою семью, и для меня было бы крайне затруднительно, чтобы все мои дети школьного возраста постоянно находились в школе»^[2].

Новорожденная девочка София Мария круглые сутки надрывалась от плача, что-то неладно было у нее то ли с бедром, то ли с нижней частью позвоночника. Чтобы хоть как-то облегчить положение матери, девочку еще до того, как ей исполнился годик, отвезли из усадьбы Гамсунд за восемь километров в административный центр — селение Престейд, где в пасторской усадьбе жил брат матери, Ханс Ульсен.

Ханс Ульсен приобрел дом на дворе пасторской усадьбы и с усердием трудился на земле, которую арендовал у церкви, сдавая в аренду другую усадьбу, Гамсунд, своему зятю с сестрой. Он торговал также