быть отшлепанными паддлом, это все что им нужно, чтобы выпустить пар, но я более чем счастлив угождать им.

Они всегда умоляют меня связать их, вставить кляп или довести их до оргазма теплом моего языка и давлением моей руки. Не имеет значения, какую игрушку или реквизит они хотят, чтобы я использовал. Я всегда выполняю поставленную задачу. Единственное, о чем я прошу, прежде чем мы начнем нашу игру, это условится о стоп-слове и о возможности использовать их в своих картинах. Это невероятно прекрасно, когда женщины рассыпаются в твоих руках на пике оргазма, и нет ничего лучшего в мире, чем наблюдать, как кто-то полностью теряет контроль над собой.

Когда я покидаю Ларец Удовольствия, я пахну латексом и вчерашней киской. После целой ночи сексуальных игр я желаю долгого горячего душа и сигаретки. Порыв холодного ветра врезается в меня, когда я прикуриваю свою последнюю замусоленную сигарету. Я вдыхаю теплый дым, позволяя ему просочиться в меня, пока холодный ветер хлещет по щекам. Сегодняшняя ночь была намного прибыльнее, чем я ожидал. Кажется, извращенцам из Ларца Удовольствий очень нравятся мои картины и, как и предсказывала моя подруга Вивиан, парочка Домов обратилась ко мне с заказом на частную сессию с их сабами. Я не мог желать лучшего подарка на свой двадцать первый день рождения, особенно, когда на моем счете имеется всего пятьдесят баксов.

Раздается сигнал моего мобильного, и я открываю его как раз в тот момент, когда на экране высвечивается имя Вивиан с сообщением:

Вивиан: Сегодня вечером я работаю на вечеринке в отеле Pearl Hotel, и менеджер банкетной службы только что позвонил мне, чтобы узнать, знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы помочь обслужить этот банкет. Я упомянула тебя. Напиши мне, если ты согласен.

Обслуживать? Определенно мне нужны сейчас деньги, но иметь дело с богатыми ублюдками не в моем репертуаре. И хотя, я бы предпочел нищенствовать на улицах, мне необходимо заботиться не только о себе. Я должен присматривать за своей мамой, которая в последнее время совсем сдала. Я открываю клавиатуру на своем телефоне и пишу Вивиан ответ.

Я: Я подумаю об этом.

Мой телефон снова вибрирует в кармане. Она наверно рассердилась, что я не сразу подписался на эту работу, но как я могу? У меня даже нет костюма, не говоря уже о парадной обуви.

Вивиан: Придурок. Лучше бы тебе быть там сегодня.

***

Резкий запах алкоголя, сигаретного дыма и травки следует за мной, пока я поднимаюсь по лестнице трехэтажного жилого комплекса, в котором мы с моей матерью живем. Поднимаясь вверх, я прохожу мимо группы обдолбанных неудачников, тусующихся на верхних ступеньках. Двое подростков поднимают свои головы и кивают мне в знак признания, но их взгляд быстро возвращается в трубке, которую они держат в руках. Они не сдвинулись с места с тех пор, как я видел их последний раз, за исключением может, чтобы достать свою нычку.

Я напряженно всматриваюсь в темноту гостиной, когда захожу в нашу квартиру, площадью 56 м². Неважно сколько раз я отрываю жалюзи, они, кажется, всегда возвращаются в закрытое состояние. Если бы людям, живущим здесь, было до нас хоть какое-то дело, они бы подумали, что мы вампиры.

Я прохожу мимо стопки уведомлений, разбросанных на кишащем тараканами полу. К моему удивлению, на журнальном столике в куче пепла я вижу пачку билетов моментальной лотереи. Мама, должно быть, купила их в магазине спиртных напитков Джимми. Сколько бы раз я не просил владельца этого магазина не продавать моей матери выпивку и лотерейные билеты, он все равно это делает. Это наша жизнь – влачить жалкое существование между долгами и пустыми мечтами.

Проведя час за уборкой квартиры, мне наконец-то удается найти дорогу в спальню. Комната достаточно большая, чтобы вместить двуспальный матрас и комод, оставив небольшой проход. Я замечаю хрупкое тело моей матери, распластанное поперек кровати. Уже не впервые я нахожу ее пьяной в отключке, поэтому я не удивлен увидеть ее в этом бессознательном состоянии. Я подхожу и осторожно трясу ее за ногу, но она не двигается. Спустя несколько секунд я трясу сильнее. Как много она выпила на этот раз? Я начинаю паниковать при виде неподвижного миниатюрного тела своей матери.

— Мам, проснись, — требую я.

— Тристан?

— Почему ты все еще спишь?

Она не отвечает мне. Вместо этого она переворачивается на другую сторону подушки. От ее одежды исходит запах высохшей блевотины. Ее длинные темные волосы собраны в грязный пучок. Я поднимаю ее с кровати в надежде заставить встать и отправиться в душ, но ее хрупкое тело безвольно висит на моих руках, пока я несу ее в ванную. Она, наверно, уже не помнит, когда в последний раз мылась. Прямо за дверью я нахожу новую пустую бутылку Jack Daniels, которая является неприятным напоминанием, что прошлое никогда в действительности не остается в прошлом. Неважно сколько месяцев прошло, ей не становится лучше. Сняв с нее пижаму, я кладу свою маму в ванну под струи теплого душа. Тихий стон вырывается из нее, когда вода падает ей на лицо.

— Тристан.

Она приподнимает голову ровно настолько, чтобы посмотреть на меня затуманенным взглядом, воспаленных глаз.

— Мам, что ты с собой делаешь?

— Он не отвечает мне. Он не приехал за мной, — бормочет она.

Он, о ком она говорит с такой нежностью, мужчина, ставший причиной нашего нынешнего жалкого существования. Тот самый человек, который эгоистично разрушил наши жизни, выкинув мою мать и меня на улицу. Прошло четыре года с тех пор, как мы переехали из шикарного дома Стонхейвенов в грязный притон, который мы зовем домом. Четыре года с тех пор, как я потерял своего лучшего друга и единственную семью, которую в действительности когда-либо имел.

— Он сюда не приедет, мама.

— Приедет, — говорит она, дергаясь в моих руках. — Он любит меня.

— Мам, тебе нужно отпустить это. Чтобы он не говорил тебе, это ложь. Если бы он любил тебя, то не сделал бы этого.

Убитое выражение на лице моей мамы разрывает меня. Она поворачивается и заходится в истерике на моем плече. Ее сильная хватка не ослабевает, даже когда я вытираю влажной губкой ее лицо. Я делаю воду немного теплее и встаю на колени у ванны, чтобы вымыть высохшую блевотину с ее волос, тщательно вытирая губкой ее лицо. Она дрожит, хныкая, как маленький ребенок. Женщина, которая меня вырастила, которая когда-то была сильной, лежит сейчас, сломленная, в нашей ванной.

Я оставляю маму отмокать в ванне, пока шарю по всей квартире в поисках чистой пижамы. К своему ужасу под одеялом на кровати я нахожу скомканную газетную статью. Имя в заголовке сразу же привлекает мое внимание. Издательство Стонхейвен