каждое из них — правда. Не из твоих табунов этот конь, это так же верно, как то, что не всегда я сбивал масло. Был я, и не очень давно, караванщиком, как и отец мой, и дед, и прадед, нанимался к богатым людям, водил караваны верблюдов. Нанялся я однажды к знаменитому златокузнецу. Звали его Хасаном, был он родом из Рума, и говорили, что богатству его нет пи числа, ни меры. Сказал мне Хасан-златокузнец:

«Поведешь моих верблюдов, груженных жемчугом и золотом, в сторону красных песков. Я не боюсь разбойников, а ты не бойся ни песков, ни меня. Дойдем до озера, в котором отражен смоляной дом, станем на отдых, а потом вернемся назад, и па этом — конец твоей службе».

Подивился я тому, что торговый караван отправляется в безлюдную пустыню, но знал я, что причуды богатых и родовитых необъяснимы и, если за эти причуды хорошо платят, надо повиноваться.

Вот и отправились мы в сторону красных песков. Долго шли, уже и колокольца верблюдов звонкость свою потеряли, столько пыли в них набилось, а мы все идем да идем. Много тягот пришлось нам перенести, не время сейчас о них рассказывать, но достигли мы наконец озера, которое синело посреди пустыни. Жажда измучила и нас, и четвероногих, ринулись мы к воде, а там, видим, чуть-чуть зыблется смоляной дом. Один Хасан стоял поодаль, его пересохшие, побелевшие губы что-то шептали, он ждал, поглядывая то на озеро, то на высокий, широкостволыный чинар, что рос недалеко от берега.

Вдруг вода зашумела, заколебалась, и смоляной дом как бы растаял в ней, и явилась из глубокого озера красавица пери. Лицо ее было такой красоты, что мы закрыли глаза, боясь ослепнуть, а когда мы открыли глаза, пери уже не было.

Хасан-златокузнец оглянулся, оглянулись и мы, и увидели, что из листвы чинара выходит красавица. Хасан подошел к ней, сложил руки на груди и сказал:

«Явью стал мой таинственный сон! Ровно год назад приснилась ты мне, месяцеликая, ослепляющая глаза смертных, ровно год назад, так же как и сейчас, появилась ты сначала из озерной глубины, а потом на мгновение исчезла и вдруг вышла, как некий дух, из листвы чинара. В сердце моем остались слова, которые ты проговорила голосом сладостным, как утренний ветерок в розовом саду: «Я — пери Кария, приди ко мне». Вот и пришел я к тебе, твой раб, пришел с дарами, как идолопоклонник к своему кумиру, и нет мне жизни без тебя. Уедем отсюда со мной в Рум, стань женой златокузнеца Хасана!»

Прекрасная пери улыбнулась мягкой и лукавой улыбкой и ответила:

«Почему же я должна стать твоей женой? Только потому, что я тебе приснилась? Вот если бы ты приснился мне — другое дело! И почему ты думаешь, что тебе приснилась именно я? Разве другие пери не выходят из глубины озера, разве другие не красивей меня? У меня уже есть дочь, и достигла она четырнадцати лет, — по вашему, людскому, счету, ибо мы, пери и дивы, лет своих по считаем, не зная старости, — и я в сравнении с ней — как огонек в стенной хижине в сравнении с яркой небесной звездой. Погоди, сейчас она появится сама, и ты убедишься в моей правоте».

И мы стали ждать, и не только златокузнец — потрясенный, счастливый, сомневающийся, — но и все его слуги, и даже лошади и верблюды застыли на месте, завороженные вечно юной прелестью пери Карин. И вдруг пери звонко, как девочка захохотала:

«Поглядите-ка, люди добрые, на этого верного влюбленного! Стоило ему услышать, что есть где-то девушка более красивая, чем та, которую он полюбил, как он мигом отказался от одной любви ради другой!»

Хозяин, златокузнец Хасан, покраснел от стыда, а мы, хотя были его слугами и он хорошо платил нам, тоже рассмеялись вместе с пери. Поверишь ли, о великий хан, показалось нам тогда, что даже кони и верблюды смеются над Хасаном. А красавица сказала:

«Все же ты, златокузнец, достойный человек, не всякий решится, как ты, проделать ради пустого сновидения такой долгий и трудный путь, надо тебя наградить. Знаю, что ты большой умелец, прославленный своим ремеслом. Работа у тебя тонкая, — вот и придуман мне тонкое сравнение с какой-нибудь влагой; ведь я вышла к тебе из влаги озера».

Хасан воскликнул с убеждением:

«Нельзя тебя сравнить с ослепительным солнцем, потому что солнце светит только днем, нельзя тебя сравнить со сверкающей луной, у которой одна обитель — ночь, а ты сияешь и днем, и ночью! Если же говорить о влаге, то сравню тебя с благоуханным, опьяняющим вином, которое дает не только сладость забвения, но и горечь похмелья, как это случилось с твоим покорным слугой!»

Красавица пери усмехнулась едва-едва, уголком рубиновых губ, и неожиданно обратилась ко мне, к простому караванщику:

«А ты, милый мой Равшан, ты-то с чем меня сравнишь, с какой влагой?»

Я опешил. Да и как мне было не растеряться? Откуда эта пери знает мое имя? О великий хан, прости меня за глупую мысль, но, быть может, все мы: и люди, и деревья, и пери, и дивы, и животные, и звезды — связаны могучей, невидимой связью и только нс догадываемся об этом? Так я думаю сейчас, когда стою перед тобой, а тогда, у озера в красных песках, я ни о чем думать не мог, и сам я не пойму, как сорвалось с моих губ:

«Если тебя сравнить с влагой, о госпожа, то прекрасна ты, как молоко, молоко матери, которое питает дитя!»

Тогда пери Кария приблизилась ко мне, внимательно и ласково взглянула мне в глаза, пальцами, нежными, как лепестки тюльпана, провела по моему запыленному лицу и сказала с важностью, обвораживающей душу:

«Хорошо твое сравнение, караванщик Равшан, ибо все может высохнуть на земле, а никогда не высохнет материнское молоко. Вот тебе награда за это сравнение».

Она ударила в ладоши, и влажный жеребенок взвился из озерной глубины, подошел ко мне и, ласкаясь, стал кусать неокрепшими зубами мою руку.

«Возьми его, — сказала пери Кария. — Ты назовешь его Гыратом. Этот жеребенок станет лучшим из коней вашего человеческого мира. Держи его в подвале, пока он не привыкнет к тебе, иначе он улетит, ибо этот конь крылат. Он вырастет, и ни одна птица нe догонит его. Ему не будут страшны ни пески пустыни, ни горные скалы. Возьми его, Равшан, выхаживай его в подвале, корми отборным ячменем и только раз в неделю, ночью, выпускай на луговую траву, и так до тех пор, пока не достигнет он возраста коня. Возьми его, но принадлежать он будет не тебе».

— Ага! — перебил Равшана хан Шахдар. — Пери назвала имя настоящего владельца? Назвала мое имя? Говори, говори правду, благочестивый подданный мой!

— Прости твоего раба, о победоносный хан, не назвала пери твоего имени. Она сказала:

«Вернись в свой город и женись на девушке Биби-Хилал. Она родит тебе сына, который станет посохом для пастуха, поводырем для слепца, домом для бесприютных, одеждой для