Ивановичу и его двоюродному брату Владимиру Храброму) [Р.Г.Скрынников "Святители и власти", 1990, с.69]. А ведь Владимир лишь нанес удар по выполнявшему СТАНДАРТНЫЙ маневр захождения (боком, не прикрывавшимся щитом) ударному правому крылу Мамая.
Родиной мифа является Троицкий монастырь Серпуховского уд.княжества, где в 1420-х гг. регентом был боярин Ив.Дм.Всеволожский. "Сказанием о Мамаевом побоище" боярам Всеволожским, нигде не числящимся заметными воеводами, вменено командование передовым полком и княжеский титул. После 1433 г. этот опальный род выпадает из истории [см. там же, с.70]. Когда местная ктиторская легенда воплотилась в литературные памятники? Очень поздно! Знакомый нам текст "Сказания...", в полноте выражающий этот миф, уже в старшей дошедшей - Основной редакции (списки от 1540-х годов) содержит странные сбои датировки, в частности, когда субботнее утро дня Рождества Богородицы 08 сентября 1380 г. числится пятницей. Историки-"монголокацапы" помалкивают об источнике этой ошибки: ассоциациях Повести об Оршанской битве [ПСРЛ, т. 35, с.с. 125-127], состоявшейся в Рождество Богородицы 08-го сентября 1514 года, бывшее пятницей. Эта повесть уцелела в единственном списке Киевской Сокращенной летописи, сведенной в ктиторском монастыре князей Острожских - Супрасльском около 1517 г. Как самиздат она скоро дошла до Великороссии: в ней с поганым татарским темником отождествлен "евразиец" ВасилийIII, сын ИванаIII Московского, а с благоверным Дмитрием Донским - гетман Литвы волынский князь Константин Острожский. Списки ее три века старательно уничтожались, и потому уцелел лишь Супрасльский (ибо монастырем в ХVIII веке владели униаты), но великорусские цитаты из ее повести известны (в Псковской летописи, в "Казанской истории"...).
В ХV в. в Троицкой Лавре - родине московской мифологии представляли себе Куликовскую битву вполне адекватно. Тогда монахами делаются копии двух летописей, современных Донскому побоищу: харатейный список Троицкий летописи 1409 г., сводившейся Епифанием (видимо по нижегородскому первоисточнику, захваченному москвичами в 1390), и бумажный Рогожский список летописи 1412 г. (сводившейся в Лисицком Новгородском монастыре). Кодекс с Рогожским Летописцем продолжал пополняться на протяжении всей середины века: его разделы писаны на бумаге от 1430-х по 1480-е годы. Листы 348 об. - 349 (1392 - 1396 гг.), облитые чернилами, были заклеены чистыми листами и переписаны по списку-протографу, по-прежнему доступному в Лавре, уже в начале ХVI века. Кодексы с новеллой, чуждой прославлений основателя монастыря - Сергия Радонежского и его политического сюзерена - Владимира Храброго, продолжали хранить и цитировать!
Вот самый ранний летописный (редакции 1409 г.) рассказ о Куликовской битве по Рогожскому, а также по Симеоновскому и утраченному Троицкому спискам: "Въ лето 6888. ...О ВОЙНЕ И О ПОБОИЩЕ, ИЖЕ НА ВОЖЕ [киноварь]. Того же лета безбожный нечестивый Ординскый князь Мамай поганый, собравъ рати многы и всю землю Половечьскую и Татарьскую, и рати понаймовавъ: Фрязы и Черкасы и Ясы, - и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю Русскую. И бысть месяца августа, придоша отъ Орды вести къ князю къ великому Дмитрию Ивановичю, аже въздвизаеться рать Татарьскаа на христианы, поганый родъ Измаилтескый, и Мамай нечестивый, лютее гневашеся на великаго князя Дмитриа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побиени бысть на реце на Воже <1378 г.>, подвижася силою многою, хотя пленити землю Русскую. Се же слышавъ князь великий Дмитрей Ивановичь, собрав воя многы, поиде противу ихъ, хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христианскую и за всю Русьскую землю. И переехавъ Оку, прииде ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Дономъ собравшася, въ поле стояща и ждуща къ собе Ягайла на помощь, рати Литовскые. Князь же великий поиде за Донъ и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погани Половци, Татарьстии плъци, бе бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплъчишася обои и устремишася на бой, и соступишася обои, и бысть на длъзе часе брань крепка зело и сеча зла. Чресъ весь день сечахуся и падоша мертвыхъ множьство бесчисленно отъ обоихъ. И поможе Богъ князю великому Дмитрию Ивановичю, а Мамаевы плъци погани побегоша, а наши после, биющи, секуще поганыхъ безъ жалости. Богъ бо невидемою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружиемъ падога, а друзии в реце истопоша. И гнаша ихъ до рекы до Мечи, и тамо множество ихъ избиша, а друзии погрязоша въ воде и потопоша. Иноплеменници же гоними гневомъ Божиимъ и страхомъ одръжими сущее. И убежа Мамай въ мале дружине въ свою землю Татарьскую. Се бысть побоище месяца септября въ 8 день, на Рожество святыя Богородица, въ субботу до обеда. И ту убиении быша на суйме князь Феодоръ Романовичб Белозерскый, сынъ его князь Иванъ Феодоровичь, Семенъ Михайловичь, Микула Василиевичь, Михайло Ивановичь Окинфовичь, Андрей Серкизовъ, Тимофей Волуй, Семенъ Меликъ, Александръ Пересветъ и инии мнози. Князь же великий Дмитрей Ивановичь съ прочими князт Русскыми и съ воеводами и съ бояры и съ велможами и со остаточными плъки Русскыми, ставъ на костехъ, благодари Бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко дишася съ иноплеменникы и твердо за нь брашася, и мужескы храброваша и дръзнуша по Бозе за веру христианьскую. И возвратися отътуду на Москву въ свою отчину съ победою великою, одоле ратнымъ, победивъ врагы своя. И мнози вои его возрадовашася, яко обретающее корысть многу, погна бо собою многа стада коний, вельблуды и волы, ниже несть числа, и доспкхъ, и порты, и товаръ" [ПСРЛ, т. 15\1, с.с. 139-140]. Рассказ краток, конкретен и лишен всех тех легенд (о благословлении Сергия и т.п.), что разрекламированы в пропагандистских "исторических парках" радонежской Россиянии нашего времени. Нет здесь и культа Владимира Храброго - политического сюзерена Троицкого монастыря, чья роль будет непомерно раздута в позднейшей клерикальной легенде.
Едва ли не первый источник, начинающий прославлять имя Серпуховского князя, это Новгородская 1-я летопись Младшего извода (1450-е гг.). Но и здесь ни слова не уделяется удару из засады. Зато сообщается неожиданное: о бегстве москвичей, большого полка русского войска, о прорыве татар через центр, парированном контратакой эшелона Владимира Андреевича: "...Москвици же мнози небывалци, видевши множество рати татарьской, устрашишася, и живота отцаявшеся, а инеи на беги обратишася, не помянувше реченаго пророкомъ, како единъ пожнеть 1000, а два двигнета тму (10000), аще не Богъ предасть ихь. Князь же великый Дмитрий с братомъ своимъ с Володимеромъ, изрядивъ полкы
Родиной мифа является Троицкий монастырь Серпуховского уд.княжества, где в 1420-х гг. регентом был боярин Ив.Дм.Всеволожский. "Сказанием о Мамаевом побоище" боярам Всеволожским, нигде не числящимся заметными воеводами, вменено командование передовым полком и княжеский титул. После 1433 г. этот опальный род выпадает из истории [см. там же, с.70]. Когда местная ктиторская легенда воплотилась в литературные памятники? Очень поздно! Знакомый нам текст "Сказания...", в полноте выражающий этот миф, уже в старшей дошедшей - Основной редакции (списки от 1540-х годов) содержит странные сбои датировки, в частности, когда субботнее утро дня Рождества Богородицы 08 сентября 1380 г. числится пятницей. Историки-"монголокацапы" помалкивают об источнике этой ошибки: ассоциациях Повести об Оршанской битве [ПСРЛ, т. 35, с.с. 125-127], состоявшейся в Рождество Богородицы 08-го сентября 1514 года, бывшее пятницей. Эта повесть уцелела в единственном списке Киевской Сокращенной летописи, сведенной в ктиторском монастыре князей Острожских - Супрасльском около 1517 г. Как самиздат она скоро дошла до Великороссии: в ней с поганым татарским темником отождествлен "евразиец" ВасилийIII, сын ИванаIII Московского, а с благоверным Дмитрием Донским - гетман Литвы волынский князь Константин Острожский. Списки ее три века старательно уничтожались, и потому уцелел лишь Супрасльский (ибо монастырем в ХVIII веке владели униаты), но великорусские цитаты из ее повести известны (в Псковской летописи, в "Казанской истории"...).
В ХV в. в Троицкой Лавре - родине московской мифологии представляли себе Куликовскую битву вполне адекватно. Тогда монахами делаются копии двух летописей, современных Донскому побоищу: харатейный список Троицкий летописи 1409 г., сводившейся Епифанием (видимо по нижегородскому первоисточнику, захваченному москвичами в 1390), и бумажный Рогожский список летописи 1412 г. (сводившейся в Лисицком Новгородском монастыре). Кодекс с Рогожским Летописцем продолжал пополняться на протяжении всей середины века: его разделы писаны на бумаге от 1430-х по 1480-е годы. Листы 348 об. - 349 (1392 - 1396 гг.), облитые чернилами, были заклеены чистыми листами и переписаны по списку-протографу, по-прежнему доступному в Лавре, уже в начале ХVI века. Кодексы с новеллой, чуждой прославлений основателя монастыря - Сергия Радонежского и его политического сюзерена - Владимира Храброго, продолжали хранить и цитировать!
Вот самый ранний летописный (редакции 1409 г.) рассказ о Куликовской битве по Рогожскому, а также по Симеоновскому и утраченному Троицкому спискам: "Въ лето 6888. ...О ВОЙНЕ И О ПОБОИЩЕ, ИЖЕ НА ВОЖЕ [киноварь]. Того же лета безбожный нечестивый Ординскый князь Мамай поганый, собравъ рати многы и всю землю Половечьскую и Татарьскую, и рати понаймовавъ: Фрязы и Черкасы и Ясы, - и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю Русскую. И бысть месяца августа, придоша отъ Орды вести къ князю къ великому Дмитрию Ивановичю, аже въздвизаеться рать Татарьскаа на христианы, поганый родъ Измаилтескый, и Мамай нечестивый, лютее гневашеся на великаго князя Дмитриа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побиени бысть на реце на Воже <1378 г.>, подвижася силою многою, хотя пленити землю Русскую. Се же слышавъ князь великий Дмитрей Ивановичь, собрав воя многы, поиде противу ихъ, хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христианскую и за всю Русьскую землю. И переехавъ Оку, прииде ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Дономъ собравшася, въ поле стояща и ждуща къ собе Ягайла на помощь, рати Литовскые. Князь же великий поиде за Донъ и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погани Половци, Татарьстии плъци, бе бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплъчишася обои и устремишася на бой, и соступишася обои, и бысть на длъзе часе брань крепка зело и сеча зла. Чресъ весь день сечахуся и падоша мертвыхъ множьство бесчисленно отъ обоихъ. И поможе Богъ князю великому Дмитрию Ивановичю, а Мамаевы плъци погани побегоша, а наши после, биющи, секуще поганыхъ безъ жалости. Богъ бо невидемою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружиемъ падога, а друзии в реце истопоша. И гнаша ихъ до рекы до Мечи, и тамо множество ихъ избиша, а друзии погрязоша въ воде и потопоша. Иноплеменници же гоними гневомъ Божиимъ и страхомъ одръжими сущее. И убежа Мамай въ мале дружине въ свою землю Татарьскую. Се бысть побоище месяца септября въ 8 день, на Рожество святыя Богородица, въ субботу до обеда. И ту убиении быша на суйме князь Феодоръ Романовичб Белозерскый, сынъ его князь Иванъ Феодоровичь, Семенъ Михайловичь, Микула Василиевичь, Михайло Ивановичь Окинфовичь, Андрей Серкизовъ, Тимофей Волуй, Семенъ Меликъ, Александръ Пересветъ и инии мнози. Князь же великий Дмитрей Ивановичь съ прочими князт Русскыми и съ воеводами и съ бояры и съ велможами и со остаточными плъки Русскыми, ставъ на костехъ, благодари Бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко дишася съ иноплеменникы и твердо за нь брашася, и мужескы храброваша и дръзнуша по Бозе за веру христианьскую. И возвратися отътуду на Москву въ свою отчину съ победою великою, одоле ратнымъ, победивъ врагы своя. И мнози вои его возрадовашася, яко обретающее корысть многу, погна бо собою многа стада коний, вельблуды и волы, ниже несть числа, и доспкхъ, и порты, и товаръ" [ПСРЛ, т. 15\1, с.с. 139-140]. Рассказ краток, конкретен и лишен всех тех легенд (о благословлении Сергия и т.п.), что разрекламированы в пропагандистских "исторических парках" радонежской Россиянии нашего времени. Нет здесь и культа Владимира Храброго - политического сюзерена Троицкого монастыря, чья роль будет непомерно раздута в позднейшей клерикальной легенде.
Едва ли не первый источник, начинающий прославлять имя Серпуховского князя, это Новгородская 1-я летопись Младшего извода (1450-е гг.). Но и здесь ни слова не уделяется удару из засады. Зато сообщается неожиданное: о бегстве москвичей, большого полка русского войска, о прорыве татар через центр, парированном контратакой эшелона Владимира Андреевича: "...Москвици же мнози небывалци, видевши множество рати татарьской, устрашишася, и живота отцаявшеся, а инеи на беги обратишася, не помянувше реченаго пророкомъ, како единъ пожнеть 1000, а два двигнета тму (10000), аще не Богъ предасть ихь. Князь же великый Дмитрий с братомъ своимъ с Володимеромъ, изрядивъ полкы