– Вы можете себя защитить?
– У меня есть некоторые идеи. Несколько таких себе идеек.
– А можно мне посмотреть на изумруд?
– Можно. Идемте сюда.
– Спасибо. Наконец-то я смогу сказать вам спасибо. О, какая внушительная штука, что это такое?
– Это большой палец вора, увеличенный в тридцать раз. Бронза. Я использую его в своей работе.
– Впечатляет, если, конечно, верить в подобные вещи. Ха-ха. Я совсем не хочу...
– А какое мне дело? Какое мне дело? Изумрудик, это Лили. Лили, это изумруд.
– Enchanté, – сказал изумруд. – Вы очень симпатичная юная женщина.
– Этот изумруд совсем молод, – сказала Лили. – Молодой, но такой хороший. Я не верю своим глазам.
– Не кажется ли вам, что это профессиональное заболевание? – сказал изумруд.
– Вандермастер хочет жить дважды!
– О, как отвратительно, как отвратительно!
– В детстве он был очень беден! Беден как церковная крыса!
– Омерзительная самоуверенность! Наглое высокомерие!
– Он хочет... любви! Любви! По-видимому, с какой-либо другой личностью!
– Немыслимое безмыслие!
– Мы пообедаем его извилинами!
– Мы прочистим канавы его волосами!
– Как тебя звать, приятель?
– Меня зовут Пень, и я дымлюсь от бешенства!
– Меня зовут Ухаб, и я готов взорваться!
– Я думаю, нам пора обнажить обнаженные пики!
– Я думаю, нам пора взяться за факелы и смолу!
– Жить вторично! С начала! Ab ovo! Сама уже эта концепция до глубины души возмущает наш разум!
– Мы сдерем белое мясо с его костей!
– Это относится и к его проклятому псу!
– Алло, это Бешеная Молл?
– Да, кто это?
– Моя фамилия Взмыльник.
– Редактор?
– Редактор-самодержец, так будет вернее.
– Да, мистер Взмыльник, а как называется ваш орган, я не припоминаю, чтобы Лили упоминала...
– «Мир». Я его создал. Если «Мир» прекрасен и многообразен, это потому, что я прекрасен и многообразен. Если «Мир» уныл и печален, это потому, что я уныл и печален. Если «Мир» тебя не любит, это потому, что я тебя не люблю. А если я тебя не люблю, крошка...
– Можете не продолжать.
– Послушайте, Молл, я не удовлетворен тем, что получаю от Лили. Она не дает мне ничего жареного. Я решил заняться этой историей лично, прямо с настоящего момента.
– Ее материалы лишены глубокого проникновения и всестороннего охвата?
– Кровишша, вот что нам нужно, кровишша реальная или психологическая, а этот ее жалкий щебет... как бы то ни было, я сослал ее в Детройт.
– Только не в Детройт!
– Она будет младшим ночным клерком бюро газетных вырезок нашего Детройтского отделения. Она стоит сейчас тут, прямо передо мной, с упакованными чемоданами, пеплом на волосах и билетом в зубах.
– Почему в зубах?
– Руки нужны ей для другого дела: чтобы раздирать на себе одежды.
– Ладно, мистер Взмыльник, пришлите ее сюда еще разок. Тут появились новые плохие новости. Очень, очень плохие новые плохие новости.
– Великолепно!
– Молл кладет трубку и выплакивает все слезы, какие она может выплакать, одну, вторую, третью.
Берет ком глины и расшлепывает его Библией в лепешку.
– Посмотрим-ка, что у меня есть?
– У меня есть мазь Я-Я, как раз то, что надо.
– У меня есть мазь гнева, мазь «С глаз долой», мазь смятения, беда-трава и вода войны.
– У меня есть кладбищенская земля, соль и кориандр – достаточно кориандра, чтобы нагрузить корабль. Ароматный кориандр. Волшебный, волшебный кориандр.
– Я сглажу сучьего кота. Отправлю его червям на прокорм.
– Слушайте и внемлите, о сыны умудренных, о чем взывает к вам сей безмерно драгоценный камень!
– Я изведу этого гада под корень. Если мои средства подействуют. Никогда ведь не знаешь наверняка, в том-то вся и зараза. И где этот Папаша?
– Теперь добавим немного двале, немного толченого фиалкового корня...
Молл лепит из глины маленькую человеческую фигурку.
– Да будет так!
– А что случилось, они подогнали к задней двери здоровый грузовик.
– Так.
– Их было четверо, а может, их было восьмеро.
– Так.
– Было два часа ночи, или три часа ночи, или четыре часа ночи – тут я не уверен.
– Так.
– Это были здоровые волосатые мужики с веревками и толстыми тряпками, как у переносчиков мебели, а еще у них была тележка и «пойдем со мной», сделанные из колючей проволоки, – эта такая петля размером чтобы можно было надеть на голову, с деревянной ручкой...
– Так.
– Они обернули изумруд тряпками, положили на тележку, закрутили веревками, спустили по лестнице, вывезли через дверь и загрузили в кузов.
– Они применяли Ступню?
– Нет, они не применяли Ступню, их сопровождали четыре колдуна.
– Какие колдуны?
– Колдуны Олдрин, Эндрин, Линдейн и Дилдрин.{2} Злые колдуны.
– Вы с ними знакомы.
– Только понаслышке. А Вандермастер стоял рядом и смотрел, извергая из ноздрей клубы 1,1,2,2-тетрахлорэтана.
– Это токсично.
– В высшей степени. Я ошеломленно бродила по комнате, натыкалась на мебель, пыталась держаться за стенки, но стенки куда-то валились, и я повалилась вслед за ними, все еще пытаясь удержаться.
– Эти колдуны, они делали что-нибудь с вами?
– Пинали меня в ребра, когда я упала. Пинали острыми носками сапог. Я очнулась обезизумрудевшей.
– Да. Что ж, я думаю, нам нужно подключить к делу огромные возможности нашей организации. «Мира». От моря до сверкающего моря до сверкающего моря.{3} Я подниму по тревоге все наши отделения.
– Ну и какой будет с этого толк?
– Это их припугнет. Попав в поле зрения свободной прессы, злодей уже не может надеяться, что сколько-нибудь серьезное злодеяние сойдет ему с рук.
– Но вы взгляните сюда.
– Что это?
– Цельносеребряная вошь. Это они ее здесь оставили.
– И что это
