напролом не лезут. А ты почему полез? И что здесь делает этот мерзкий детёныш? Ты пришёл за ним?

— Да. Этот, которого я пристрелил, украл его у родителей. А ты зачем погналась?

— Нарушение режима пересечения границы, что же ещё? Сегодня моя очередь патрулировать ищейкой. Волк переплыл реку, мальца в зубах держал. На берегу мы его и перехватили. Напарник пальнул и промахнулся, а я догнала и попыталась задержать. Результат ты видел. Что будем делать, Стас? Если действовать по уставу, тебе и детёнышу дорога в тюрьму.

— Его-то за что? — изумился я. — Он же ни в чём не виноват, и вообще ребёнок!

— У нас щенок становится волком в четыре года. Он явно старше. Значит, по нашим законам тоже будет отвечать за пересечение границы без визы. А это тюремное заключение.

— На какой срок?

— Сроки пусть тебя не волнуют. Ни один эльф из нашей тюрьмы ещё не вышел. Ты вряд ли сможешь там постоять за себя, а он — и подавно. Сожрут вас, Стас.

— Грустно, — только и смог сказать я.

Мальчишка молча слушал наш разговор и жалобно всхлипывал. Наверно, надо было его как-нибудь успокоить, но очень не хотелось поворачиваться к Томе спиной.

— Чего бы ты там ни хотел, но всё же спас мне жизнь, и мне не хочется забирать твою. Тем более, ты и потом мог меня убить, но пощадил. В общем, так. Представь, что тебя сегодня в Вервольфе не было. Я догнала этого типа и загрызла. А малолетний кретин, который был с ним, куда-то убежал, и хрен на него. Он никого не интересует, если не попадётся на глаза. Все подумают, что его кто-то сожрал. Эльф без визы — законная добыча.

— Тома, ты меня отпускаешь?

— Да. Почти. Есть одно условие.

— Какое?

— Если я его загрызла, на нём не должно остаться раны от стрелы. А она есть. Ты должен выгрызть на нём это место.

— Я должен грызть дохлую псину?

— Должен. И предупреждаю — блевать нельзя ни в коем случае, будет расследование, эксперты могут всё понять.

— А сама не можешь?

— Нет. Его кровь и плоть отравлены серебром. Мне такое нельзя брать в рот ни в коем случае.

— Твои эксперты не заметят?

— Если не бросится в глаза ничего подозрительного, вскрытия не будет. Это же нарушитель, а не невинная жертва.

— А следы? Мои и пацана? У вас нет следопытов?

— Конечно, нет. Зачем они нам? Есть ищейки. Я, например. И ни одна ищейка-пограничник ничего не найдёт сверх того, что заявляет коллега по службе.

— Корпоративная солидарность, — кивнул я.

— Хватит болтать! — рявкнула Тома. — Чем дольше тянешь время, тем сильнее протухает мертвечина, которую ты сейчас будешь грызть!

* * *

Мясо вокруг раны от серебряной стрелы я выгрыз. Позвольте не рассказывать, каково оно на вкус. Хорошо хоть, глотать не пришлось, я его сплёвывал в мешочек для улик, всегда его ношу при себе. По ходу дела подумал, что следы от моих зубов никак не спутать со следами волчьих, но Тома сказала, что она и в звериной форме кусается по-человечески. Проверять я не стал.

— Наелся? — язвительно поинтересовалась она. — Тогда пошли, отведу тебя к одному местечку, где ты запросто свалишь из Вервольфа. А по пути расскажи, что это за малолетка, за которым ты в пасть волкам полез. Я так поняла, он тебе не родич?

Я взял пацана за шкирку и понёс. Он попытался вырваться, потом заорал, получил затрещину и угомонился, только тихонько всхлипывал.

— Это сокровище — сын губернатора, — пояснил я. — Похищен два дня назад. Или раньше, но объявили об этом позавчера. Вы разве не следите за новостями нашего Приграничья?

— Следит разведка, а не патрульные пограничники. Нам сообщают, если у вас происходит что-то по нашей части. Например, оборотень безобразничает. Понятно же, что он рано или поздно попрёт через границу, и мы усиливаем патрули. Но в этот раз разведка почему-то промолчала. Хотя, если оборотень похитил ребёнка эльфов, нам обязательно должны были сказать.

— На той стороне никто не знает, что похититель — оборотень. Только я его и вычислил. Понимаешь, он пролез в щель, в которую взрослый человек никак не протиснется, а волк — запросто. Полиция решила, что его там и не было, когда начался штурм, а я решил иначе. И угадал.

— А не врёшь? Никогда наши у вас таким не занимались.

— Всё когда-то случается впервые. На вот, почитай, — я достал из кармана штанов газетную вырезку. — Тут есть приметы пропавшего мальца, а малец был при нём, ты сама видела.

— На левом плече родимое пятно в виде звезды с пятью лучами, — ахнула Тома. — Пентаграмма!

— И что это значит?

— Для тебя и прочих эльфов — ничего.

— А для тебя и прочих оборотней?

— Не лезь в наши дела, Стас. Ты получил, что искал, и хватит с тебя.

— Как скажешь, — согласился я. — Далеко ещё идти до этого твоего одного местечка?

— Так сходу не скажу. Выйдем на реку, там надо будет немного поискать.

— Пустите! — заорал губернаторский сынок. — Я никуда с вами не пойду! Я — король, а вы — быдло, суки и педерасты!

— В звериной форме я, вне всяких сомнений, сука, это очевидно, — задумчиво произнесла Тома. — Насчёт быдла можно поспорить. Но я уж точно не педераст.

— Среди ваших есть педерасты? — полюбопытствовал я.

— А где их нет? Ты, кстати, не из них?

— Такой вопрос — оскорбление. Нет, конечно!

— Это хорошо. А извиняться не буду. Это не в моём характере. Ничего, если приму сучью форму?

— Зачем?

— Тут неудобно ходить босиком, знаешь ли.

— Тогда почему ты спрашиваешь?

— Мало ли. Вдруг испугаешься волчицу.

— Буду думать о тебе, как о собачке.

— А это — оскорбление.

— Извиняться не буду. Это не в моём характере.

Она превращалась, смеясь, остановилась, только полностью став волчицей.

— Это не истерика, — почти неразборчиво произнесла она. — С тобой весело.

— Хорошая собачка, — похвалил я и почесал ей за ухом.

— Блохастая сука! — дополнил малец.

— Он нужен живым? — спросила волчица.

— За ним я сюда и припёрся, — вздохнув, ответил я. — Хотя для человечества, пожалуй, полезней, чтобы он помер в детстве.

— Чхала я на человечество.

Говорить ей было трудно, так что мы шли молча. Иногда я слегка трепал ей холку, иногда она то лизнёт руку, то осторожно схватит ладонь зубами. Зубы у неё, кстати, остались человеческие, но всё равно острые, а силу челюстей я отлично чувствовал. Такие игры вполне могли кончиться очень плохо, но обошлось. Мы вышли к пограничной реке, на том берегу — уже территория Империи. Пограничников я не увидел, да и Тома подтвердила, что не чует их. Неудивительно, патрули ходят редко, нарушителей тут почти не