собственное — тоже. Эти качества помогают ему взобраться к вершинам власти.
— Можно ли проследить в пьесе какие-нибудь исторические аналогии?
— Пьеса, поставленная в городе Тыргу-Муреше, была решена как антифашистская. Костюмы действующих лиц, не будучи точной копией формы гитлеровских солдат, отсылали зрителя к фашистским мундирам.
— Вам, известному прозаику и не менее известному драматургу, мне бы хотелось задать еще один вопрос. Как уживаются друг с другом проза Д. Р. Попеску и театр Д. Р. Попеску? Может быть, одни темы или проблемы подходят больше для театра, а другие — для прозы?
— Никакого правила на этот счет не существует. Проза и драматургия превосходно уживаются между собой. Я бы сказал, что сюжеты сами выбирают для себя жанр. А театр я вижу прежде всего как литературу, то есть мои пьесы предназначены для чтения, независимо от будущего спектакля. Я пишу пьесу так, как если бы писал роман, повесть или новеллу, только стараюсь, чтобы читатель, прочитав пьесу, понял, зачем я вызвал его на диалог со своими героями. Поставленная в театре, пьеса обретает второе дыхание, полностью осуществляет себя — герои становятся живыми, конкретными, зритель превращается в действующее лицо. И это приносит мне особую радость. Я не могу определить, что легче писать: прозу или пьесу, в искусстве ничего легкого не существует.
— Пьесы, составляющие наш сборник, написаны в разное время одним автором. Как вам кажется, какая главная мысль их объединяет?
— Все они написаны как бы в разных регистрах. Одна более эпическая — «Ангелы», другая — «Хория» — более камерная, здесь действуют всего несколько персонажей, а некоторые режиссеры сводили число героев к двум. Третья — «Цезарь» — пьеса-парабола, отталкивается от исторического факта, описанного Плутархом. (Вот еще один источник вдохновения для писателя.)
— Но это пьеса псевдоисторическая, ее идея звучит вполне современно…
— Разве можно сегодня писать историческую пьесу как музейную реконструкцию?! И, наконец, четвертая — «Фаянсовый гном» — драматическая поэма, пьеса-метафора, навеянная фактами героического прошлого моего народа. Что их объединяет? Я думаю, стремление к тому, чтобы добро восторжествовало. Это движение к добру, к истине, к внутренней свободе существует во всех пьесах, определяет их развитие, их конфликт.
— Почему вы даете пьесам несколько заглавий? «Хория, или Птичье молоко», «Цезарь — шут пиратов, или Ловушка, или Кто осмелится проверить, фальшивая ли у императора лысина»?
— В пьесе всегда существует несколько идей, которые мне важно донести до зрителя, в каждом из названий может быть раскрыто содержание одного из актов, выделен главный персонаж или основная идея. То есть я пытаюсь дать режиссеру несколько ключиков для понимания идей пьесы, но дать их в виде названий.
— И, наконец, последний вопрос. Поскольку в Советском Союзе выходит первый сборник ваших пьес, что бы вы хотели сказать советскому читателю?
— Что я могу сказать? Я хотел бы надеяться, что в этом сборнике мой советский читатель встретится с одним и тем же человеком, который двадцать лет назад написал «Грустных ангелов», восемнадцать лет назад — «Цезаря». Я хочу сказать ему, что «Грустных ангелов» сейчас, двадцать лет спустя, играют в Бухаресте, в театре имени Ноттары, и это делает меня счастливым и молодым и дает надежду, что «старая пьеса» тревожит сердца людей сегодня так же, как и двадцать лет назад. Может быть, поэтому у нее, как и у остальных трех пьес сборника, которые и сегодня идут в разных театрах моей страны, есть право быть переведенной на русский язык. Пусть советский читатель примет этот сборник в дар от молодого человека.
Е. Азерникова
Е. Азерникова