Майра Макинтайр Вёдра пива и младенец Иисус

© М. Приморская, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Проблемы начались, когда я поджёг церковь. Вообще-то, я обошёлся без спичек, да и горело не само здание церкви, а сарай рядом с ней. Тот самый, в котором методистская церковь с Мейн-стрит хранит оборудование для ежегодного рождественского представления. Который они раньше использовали.

Вывод из этого я сделал один: праздничная мишура, ангельские крылья и сено в яслях горят, как травка на концерте Майли Сайрус.

Я заработал сомнительную репутацию ещё в первом классе, когда намазал классного кролика клеем, от души посыпал его блёстками и запустил в учительскую. Оказалось, учителя считают блёстки герпесом в мире ремёсел: их невозможно хранить, от них невозможно избавиться. Хиппити Хоп отправился в детский зоопарк, а я — в кабинет директора. Но было слишком поздно. Я узнал, как может быть весело, если используешь творческий подход. Я вошёл во вкус.

Я был тем парнем, который учит других ребят швыряться сырыми яйцами, наматывать на ветки деревьев туалетную бумагу и намертво заклеивать почтовые ящики. И чем старше я становился, тем искуснее были мои приколы. В средней школе я завалил медпункт пенопластовой крошкой. В прошлом году, перейдя в старшую школу, украсил городскую ёлку неоновыми стрингами.

Список моих достижений впечатляет — насколько я сам могу судить.

Количество моих провалов — один.

Если бы я мог найти оправдание, вернее того, на кого можно было бы переложить вину, то им стал бы Шелби Барон. Ещё до того, как меня выгнали из спортивной секции, Шелби считался первоклассным квотербеком. Я был на третьем месте. Ладно, на пятом. В баскетболе он был центровым и начинал игру, а я убирал разлитую под скамейками газировку. А ещё он встречался с Грэйси Робинсон. Он всегда был лучше меня, и именно поэтому мне и не нравился.

В день происшествия Шелби случайно оставил свой мини-купер (серьёзно, хлыщ по имени Шелби водит мини-купер!) под деревом, который облюбовала стая голубей. А у меня была пачка петард в рюкзаке. Идея возникла сама собой: я представил, что может получиться, и решил узнать наверняка.

Получилось много птичьего дерьма.

А ещё одной-единственной шальной искрой я поджёг церковь.

Впервые в жизни у меня были реальные проблемы. Имеющие отношение к правосудию по делам несовершеннолетних. Но потом случилось нечто ещё более неожиданное: пастор вмешался и договорился с властями. Мне предложили выбор. Если вместо каникул я помогу церкви восстановить всё для рождественского представления, этот инцидент будет вычеркнут из моего дела.

Сорок часов общественных работ.

Я подстриг несметное количество газонов, чтобы накопить денег на поездку в Майами. Если я соглашусь, придётся её отменить. Никаких пляжей. Никакой ночной жизни. Никаких бикини. И что расстраивало больше всего, так это то, что не придётся праздновать Рождество со всей своей семьёй.

То есть вдвоём.

Но альтернативой был условный срок, а то и что похуже. У меня хватало баллов, чтобы попасть в несколько колледжей из моего топ-листа, но слишком многие консультанты, принимавшие заявки, сомневались в моей репутации, и я переживал, смогу ли получить хоть одно рекомендательное письмо. А поджог церкви — это новость, которая распространяется быстро. Если я попаду в колледж, то смогу выбраться из этого города. Подальше от дома. Подальше от своей репутации.

Судья сказал, что у меня есть выбор, но на самом деле выбора не было.

* * *

Это должно было быть рождественское представление.

Я не мог отвести глаз от живота беременной Грэйси Робинсон. Ну, то есть не от её живота, а от живота Марии, Матери Божьей.

У Грэйси тёмные волосы, невинные голубые глаза, а кожа похожа на масло. Нет, она не жёлтая. Но я уверен, что, если бы мне удалось прикоснуться к её коже, она была бы мягкой. Не то чтобы я планировал прикасаться к ней или ещё что-то. Её отец был пастором церкви на Мейн-стрит, тот самый пастор, из-за которого я здесь, на шоу «Ребел Йилл», за два дня до Рождества.

«Ребел Йилл» — это театрализованное шоу, на котором подают жареную курицу и пиво в вёдрах, из которых обычно поят животных. А ещё родео с клоунами, фокусами и трюками, а также зажигательные музыкальные номера. Главная идея мероприятия — стравить Север и Юг. Зрители выбирают сторону и болеют за любимую команду, низводя Гражданскую войну до уровня соперничества между футбольными фанатами. Я ненавижу стереотипы о Юге, но «Ребел Йилл» действительно заставляет краснеть за мой родной штат Теннесси.

Хотя церковь не связалась бы с этими «саквояжниками», если бы я не уничтожил их помещение.

Уже прошло двадцать девять часов. Нужно отработать ещё три выступления — в день открытия, то есть сегодня, и два завтра, в канун Рождества. Ещё одиннадцать часов, и я буду свободен от переноски дров, рисования декораций, подметания полов и лазания по узким мосткам, чтобы заменить выгоревшие прожекторы. Скоро поднимется занавес и начнётся представление.

Когда у меня находилась свободная минутка, я мог побыть с Грэйси. Она всегда была милой со мной, очень милой, но не настолько, чтобы я начинал задумываться, сколько в этом процентов жалости. С тех пор как начались мои общественные работы, я встречался с ней семь раз. Не то чтобы я считал. Я заметил, что она часто за мной наблюдает, но это было всегда, когда я наблюдал за ней или когда она была со своим парнем, так что я старался не зацикливаться.

Сейчас её парня тут не было.

Когда она села рядом со мной на тюк сена, все мои мысли куда-то испарились. Лучше уж ничего не говорить, чем сморозить какую-нибудь глупость, потому я ждал, когда она сама начнёт разговор.

И ждал.

И ждал.

Я ёрзал, искоса поглядывая на её живот, минут пять, и вдруг она полезла под свой бледно-фиолетовый халат, вытащила оттуда кусок пенопласта в форме арбуза и протянула его мне.

— Пожалуйста, — сказала она. — Осмотри моё чрево.

— Оно… приятное. Как плюш.

Я его слегка помял и вернул ей. Не могу сказать, что умею обращаться с искусственными животами. И просто не могу поверить, что она сказала «чрево».

— Благодаря тебе его обновили, сделали из пены, которая запоминает форму. Не могу дождаться, когда увижу весь костюм целиком. Она расправила складки на халате. — Если, конечно, его успеют доделать.

Я обернулся. Родители выступающих отчаянно суетились, внося последние штрихи в костюмы, которые должны были заменить те, что я превратил в пепел. Как я понял, хламиды и нимбы было не так уж трудно сделать,