Литвек - электронная библиотека >> Семён Владимирович Колосов >> Современная проза и др. >> Дым наших грёз >> страница 159
простоты исчез, он был украден злоумышленниками вместе с выручкой из кассы. Что-то хрустит под обувью. Я опускаю взгляд и вижу вдребезги разбитую фигурку-статуэтку бога. Они подумали, что в нём могут храниться чаевые. Но бог Кетцалькоатль хранил внутри себя то, что ценнее всяких денег. Он сберегал в себе мечты людей. А вот теперь они разбиты. Ещё недоставало, чтоб кто-нибудь поднял эти клочки бумаги и читал чужие сокровенные надежды. Я собираю с пола груду желаний. Все человеческие грёзы здесь, в моей руке. Один листок бросается в глаза средь прочих. Я вынимаю и читаю вслух шепча губами:

«Хочу всегда любить Софию»

Дрожь, волны, ветерок мне набегают на губы. Из глаза на листок бежит слеза. А ведь ацтекский бог исполнил все наши мечты! Но кто их теперь будет беречь? Кто будет их в себе хранить, их исполнять, когда его керамическая плоть вдребезги разбита? Нельзя такого допустить, чтобы кто-нибудь читал чужие сокровенные мечты. Я с бара беру зажигалку и выхожу во двор, и там над пепельницей поджигаю веер человеческих мечтаний. И вот через мгновение все эти письма-пожелания лишь только дым. Дым наших грёз. Зола наших мечтаний.

Я покидаю помещение «Домушника» спустя пару часов, простившись с Сашей, и Артуром, и другими. Я ухожу воодушевлённый, в согласии с самим собой и понятый другими. Я не забуду никогда ни их, ни это время, ни полемику, ни разговоры, ничего, ни даже запаха кафе: чарующего ягодного аромата табака кальяна, пропитавшего все стены, мебель, нас самих. Вот он-то и есть запах жизни, запах мгновений, которыми я жил весь этот год. Священный аромат нашей незрелой и наивной молодости. Он, как и души писем-пожеланий богу, есть дым наших надежд.

* * *

Колёса поезда срываются и, повинуясь воле машиниста, набирают ход. Они сначала медленно, но с каждым шагом всё быстрее, уносят безвозвратно прочь. Я взглядом и душою на перроне. На нём один лишь тот, кто меня провожает — Илья Нагорный. Прощаясь с ним, я чувствую себя виноватым за то, что так внезапно уезжаю. Я вижу: он расстроен, хотя и гордо держит поднятый кулак — Рот Фронт. В нём, кажется, зажата наша дружба, не только меня и его, но и Андрея, Славы Басиста, Кости, Диогена. Мы помним всех. Он, верно, думает совсем как я, что все его покинули, но никогда не даст об этом знать. Оставшийся один гордый борец за справедливость и рабочий класс.

Из окон поезда уже не видно город. Его залили сумерки. В них ничего не разобрать. Только на скорости проносятся подсвеченные окна, фонари и светофоры. Не город — мир кружится за окном вагона.

В одну и ту же воду дважды не заходят. От города остался только редкий свет, заборы, линии электропередачи, но я-то знаю, что за ними там Одесса. Где, как ни в ней, осталась наша юность. Что было мной записано в ней на холсте жизни? Я записал любовь. И этим погубил её. Любовь должна порхать свободно, словно бабочка, и пожинать плоды чудесных разноцветных лепестков цветов, пыльца их — сладостный нектар. Цветы — есть мы, а бабочка — наша любовь. Но мы, вместо того чтоб наслаждаться красотой её свободы и порхания, как маленькие дети, не умеющие ценить и чувствовать всю красоту момента, норовим иголкой пригвоздить к картонке это волшебство, чтобы оставить навсегда с собою не явление жизни, дыхания взаимности и магию свершающегося, а только с виду ладный и на солнышке подсохший труп любви. Я больше не нуждаюсь в том, чтоб распинать любовь. Меня не интересует то, что мёртво. Пусть лучше взмах, пусть аромат, пусть шелест, вкус, но то, что есть, но то, что живо.

Я вглядываюсь в ускользающий пейзаж.

— София…

Я не впервые вслух произношу имя, наполненное надеждами и чаяниями моими, но я впервые на него не получаю оклика. Лишь стук колёс, стирающих и время и пространство. Сколько надежд с тобою связано, София. Услада моих губ даже тогда, когда они не знают твоих ласок; даже когда они не могут тебя целовать, они способны извлекать из недр своих прекрасные, как трели флейты, звуки. Я вновь тебя зову.

— Софи…

Моя маленькая, нежная Софи с печальными и обойдёнными заботою глазами. Я буду помнить тебя сквозь века. Ты выкинешь меня из памяти, сотрёшь воспоминания взмахом ресниц, забудешь вкусы, запахи и теплоту груди и рук, но я всё это не забуду. Нет, я не буду помнить, я буду ощущать тебя всем телом, каждой клеткой. Я буду кожей ощущать твоё тепло и мягкость форм; я буду взглядом лицезреть глубины твоих глаз, в них можно заплутать, ты этого не знала; я буду плавать и тонуть в твоих губах и, как надежды на спасение, ждать волн языка; я буду слышать ветерок твоих речей; я буду только тем дышать, что состоит из формулы трёх ароматов: сладости, цитруса и горечи;

Слово автора

Друзья, читатели, вы приобщились к главному роману моей жизни. И если вы дошли до этих строк, то, думаю, «Дым наших грёз» вас впечатлил. Уверен, вы сейчас испытываете смешанные чувства. Я знаю, вы внимательный читатель, но в тексте мною была скрыта стилистическая магия, которую, верней всего, не каждый разглядел за буквами, словами, фразами. Я полагаю, что кому-то будет любопытно разгадать приёмы, заклинания и коды, которыми я щедро снабдил текст. Для этого на сайте у меня есть «Ключ произведения», в котором всё уютненько разложено по полкам. И там вы можете найти ответы, а также разглядеть и то, что ранее не видел глаз. Я уверяю вас, вам будет любопытно!

Вот адрес сайта: www.hook-book.ru

Но не бегите! Ещё пара строк! На сайте так же есть раздел «Помощь автору», где, уделив минуту, вы узнаете, как с лёгкостью помочь не только мне, не только книге, но русской прозе в целом. Поймите, что от нас зависит то, какие книги будут читать через века. От нас зависит то, что будут понимать под литературой наши предки. От нас зависит то, что будут знать о нас!

Семён Колосов