площадью свистел ветер да колыхались лучи прожекторов.
В тишине из-под арки вдруг раздался выстрел, а затем крик:
— Вперед!
Его подхватили на Миллионной улице, у Александровского сада и Салтыковского проезда.
Одновременно с трех сторон с протяжным «ур-р-ра-а!» лавиной ринулись на дворец рабочие, матросы и солдаты. Они ворвались на баррикады, на мраморные лестницы и, отбрасывая юнкеров, рассыпались по многочисленным залам и комнатам…
В ожидании донесений Владимир Ильич занялся проверкой обороны дальних подступов к столице. Очень хорошо, что кронштадтцы поставили в Морском канале линкор «Заря свободы». Его двенадцатидюймовые пушки пригодятся против войск Керенского. Поручив нескольким членам Военно-революционного комитета проверить, окружены ли красногвардейцами казармы юнкеров и казаков, верных Временному правительству, Владимир Ильич перешел в соседнюю комнату, чтобы еще раз взглянуть на большую карту, разостланную на столе. Он только на минуту присел и, подперев рукой щеку, закрыл глаза… И сразу почувствовал, что проваливается во тьму и никак не может подняться… Тело словно потеряло вес… Сказались волнения и усталость двухсуточного бодрствования. Сквозь это неожиданное забытье Владимир Ильич вдруг услышал приближающийся рокот, похожий на шум морского прибоя. «Что же это такое?» — не понимал он. «Гонец с доброй вестью», — словно подсказал кто-то. Но Ильич никак не мог прервать оцепенение, очнуться. И только когда из соседней комнаты послышался громкий голос: «Из Зимнего… от главнокомандующего Подвойского! Донесение. Требуется Ленин», — он наконец стряхнул с себя забытье и поднялся. В комнату пропустили забрызганного грязью самокатчика. — Что скажете, товарищ? — спросил Владимир Ильич. — Вы… вы и есть Ленин? — не мог сперва поверить самокатчик, но, видя, что все в ожидании умолкли, отбросил сомнения, решительно отстегнул клапан сумки, достал сложенный листок и, протянув его, коротко отрапортовал: — Донесение! — Благодарю, товарищ… И Владимир Ильич протянул ему руку. Самокатчик смутился: никогда после вручения донесений начальники не приветствовали его. А тут вдруг благодарит Ленин! Солдат двумя руками схватил небольшую руку Ильича, сжал ее и радостно встряхнул. Владимир Ильич взглянул на строчки донесения, выпрямился и торжественным голосом стал читать вслух: — «Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано, отведено в Петропавловку. Керенский бежал!» Сразу же раздалось «ура», его подхватили в соседней комнате… И «ура» покатилось по Смольному. Владимир Ильич вышел из комнаты и направился по широкому, переполненному красногвардейцами коридору в зал на митинг. Радостные бойцы, приветствуя его, расступались. Бонч-Бруевич, шагавший позади, заметил, что Ильич не снял парика, он догнал его и предложил: — Давайте парик, я его спрячу… может, еще понадобится. — Ну, положим! — хитро подмигнув ему, возразил Ленин. — Мы берем власть всерьез и надолго.
МИР ВСЕМ НАРОДАМ Повесив винтовку на плечо, Василий Кокорев проходил по ярко освещенным и богато убранным царским покоям, в которых толпились солдаты, блуждал по коридорам, по переходам и наконец понял, что во дворце, где более тысячи комнат и зал, не скоро найдешь Дементия. Вспомнив о Кате, Кокорев пробился к главному выходу. На широкой лестнице из белого мрамора он увидел, как матросы сквозь толпу цепочкой выводили под конвоем арестованных министров. Василий сбежал за конвоирами по лестнице, стороной обошел толпившихся у входа красногвардейцев и направился к арке Главного штаба. Катя ждала его в условленном месте. — Я вся застыла, — сказала она. — Думала, не придешь. — Дема куда-то исчез. — Дема здесь проходил, я видела, он матроса вел в перевязочную. Идти домой не хотелось. Разве уснешь в такую ночь! И Катя предложила пойти к Неве. Обогнув садик, юноша и девушка свернули на набережную и пошли к Зимней канавке. Навстречу им беспорядочно двигались отряды дружинников, солдаты, катившие по мокрым торцам мостовой пулеметы, и матросы. На Неве виднелись силуэты кораблей, сновали катера. Над стеной Петропавловской крепости, словно багровая звезда, светился сигнальный огонь. — Не верится… с рассветом начнется новая жизнь! — сказала Катя. — Какая она будет? Я думала, когда власть станет нашей, — все люди подобреют и даже солнце начнет сиять по-другому. А сейчас — и радостно и тревожно. Юнкера говорили, что Керенский с утра уехал за войсками. Могут напасть ночью. — Не беспокойся, врасплох не застанут. А мы теперь всегда будем вместе? — спросил вдруг Вася. — Конечно. Катя протянула ему руку. Ветер не унимался, он рвал полы пальто и время от времени сек лица колкой ледяной крупой, но девушка и юноша не чувствовали холода. Им легко было шагать, тесно прижавшись друг к другу. На Троицком мосту Катя вдруг заметила, что у Василия распахнута тужурка и расстегнут ворот рубахи. Она повязала его шею своим шарфом, застегнула куртку на все пуговицы и решительно сказала: — Пойдем к бабушке. Я напою тебя горячим чаем. — Но сейчас же ночь! — Ночь прошла, скоро начнет светать. А бабушка встает рано. И действительно, когда они постучались в подвальную дверь, бабушка уже суетилась на кухне у весело потрескивающей плиты. — Откуда это вы, полуночники? — удивилась она. — Погреться пришли, — ответила Катя. — А отца-то видела, гулена? — Он здесь? — Как же, на съезд приехал. Выбрали, говорит, всей дивизией. Некогда было ему даже поесть, так с ружьем и ушел. Я постель приготовила, а его все нет и нет. Не на Лесную ли пошел? — Я ведь дома не была, — призналась Катя. — А где же ты всю ночь колобродила? — Вот с ним министров из Зимнего выживали. — Вам все хаханьки, а там, говорят, из пушек стреляли. — Разве? — переспросила Катя. При этом она с таким лукавством взглянула на Васю, что он не удержался, и они вместе расхохотались. — А ну вас, озорники! — притворно рассердилась на них бабушка. — Садитесь лучше за стол. Кроме бруснички к чаю, не обессудьте, ничего не будет. Молодые гости с большой охотой пили горячий чай с брусникой и никак не могли утолить жажду. От кухонного тепла Катю так разморило, что глаза начали слипаться. — Э-э! Да вы оба носами клюете, — заметила бабушка. — Укладывайтесь-ка спать. Ты можешь на мою постель, — сказала она внучке. — А он пусть устраивается на той, что я Дмитрию Андреевичу приготовила. Василий и Катя, добравшись до постелей, быстро уснули. Сон был неспокойным: они как
В ожидании донесений Владимир Ильич занялся проверкой обороны дальних подступов к столице. Очень хорошо, что кронштадтцы поставили в Морском канале линкор «Заря свободы». Его двенадцатидюймовые пушки пригодятся против войск Керенского. Поручив нескольким членам Военно-революционного комитета проверить, окружены ли красногвардейцами казармы юнкеров и казаков, верных Временному правительству, Владимир Ильич перешел в соседнюю комнату, чтобы еще раз взглянуть на большую карту, разостланную на столе. Он только на минуту присел и, подперев рукой щеку, закрыл глаза… И сразу почувствовал, что проваливается во тьму и никак не может подняться… Тело словно потеряло вес… Сказались волнения и усталость двухсуточного бодрствования. Сквозь это неожиданное забытье Владимир Ильич вдруг услышал приближающийся рокот, похожий на шум морского прибоя. «Что же это такое?» — не понимал он. «Гонец с доброй вестью», — словно подсказал кто-то. Но Ильич никак не мог прервать оцепенение, очнуться. И только когда из соседней комнаты послышался громкий голос: «Из Зимнего… от главнокомандующего Подвойского! Донесение. Требуется Ленин», — он наконец стряхнул с себя забытье и поднялся. В комнату пропустили забрызганного грязью самокатчика. — Что скажете, товарищ? — спросил Владимир Ильич. — Вы… вы и есть Ленин? — не мог сперва поверить самокатчик, но, видя, что все в ожидании умолкли, отбросил сомнения, решительно отстегнул клапан сумки, достал сложенный листок и, протянув его, коротко отрапортовал: — Донесение! — Благодарю, товарищ… И Владимир Ильич протянул ему руку. Самокатчик смутился: никогда после вручения донесений начальники не приветствовали его. А тут вдруг благодарит Ленин! Солдат двумя руками схватил небольшую руку Ильича, сжал ее и радостно встряхнул. Владимир Ильич взглянул на строчки донесения, выпрямился и торжественным голосом стал читать вслух: — «Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано, отведено в Петропавловку. Керенский бежал!» Сразу же раздалось «ура», его подхватили в соседней комнате… И «ура» покатилось по Смольному. Владимир Ильич вышел из комнаты и направился по широкому, переполненному красногвардейцами коридору в зал на митинг. Радостные бойцы, приветствуя его, расступались. Бонч-Бруевич, шагавший позади, заметил, что Ильич не снял парика, он догнал его и предложил: — Давайте парик, я его спрячу… может, еще понадобится. — Ну, положим! — хитро подмигнув ему, возразил Ленин. — Мы берем власть всерьез и надолго.
МИР ВСЕМ НАРОДАМ Повесив винтовку на плечо, Василий Кокорев проходил по ярко освещенным и богато убранным царским покоям, в которых толпились солдаты, блуждал по коридорам, по переходам и наконец понял, что во дворце, где более тысячи комнат и зал, не скоро найдешь Дементия. Вспомнив о Кате, Кокорев пробился к главному выходу. На широкой лестнице из белого мрамора он увидел, как матросы сквозь толпу цепочкой выводили под конвоем арестованных министров. Василий сбежал за конвоирами по лестнице, стороной обошел толпившихся у входа красногвардейцев и направился к арке Главного штаба. Катя ждала его в условленном месте. — Я вся застыла, — сказала она. — Думала, не придешь. — Дема куда-то исчез. — Дема здесь проходил, я видела, он матроса вел в перевязочную. Идти домой не хотелось. Разве уснешь в такую ночь! И Катя предложила пойти к Неве. Обогнув садик, юноша и девушка свернули на набережную и пошли к Зимней канавке. Навстречу им беспорядочно двигались отряды дружинников, солдаты, катившие по мокрым торцам мостовой пулеметы, и матросы. На Неве виднелись силуэты кораблей, сновали катера. Над стеной Петропавловской крепости, словно багровая звезда, светился сигнальный огонь. — Не верится… с рассветом начнется новая жизнь! — сказала Катя. — Какая она будет? Я думала, когда власть станет нашей, — все люди подобреют и даже солнце начнет сиять по-другому. А сейчас — и радостно и тревожно. Юнкера говорили, что Керенский с утра уехал за войсками. Могут напасть ночью. — Не беспокойся, врасплох не застанут. А мы теперь всегда будем вместе? — спросил вдруг Вася. — Конечно. Катя протянула ему руку. Ветер не унимался, он рвал полы пальто и время от времени сек лица колкой ледяной крупой, но девушка и юноша не чувствовали холода. Им легко было шагать, тесно прижавшись друг к другу. На Троицком мосту Катя вдруг заметила, что у Василия распахнута тужурка и расстегнут ворот рубахи. Она повязала его шею своим шарфом, застегнула куртку на все пуговицы и решительно сказала: — Пойдем к бабушке. Я напою тебя горячим чаем. — Но сейчас же ночь! — Ночь прошла, скоро начнет светать. А бабушка встает рано. И действительно, когда они постучались в подвальную дверь, бабушка уже суетилась на кухне у весело потрескивающей плиты. — Откуда это вы, полуночники? — удивилась она. — Погреться пришли, — ответила Катя. — А отца-то видела, гулена? — Он здесь? — Как же, на съезд приехал. Выбрали, говорит, всей дивизией. Некогда было ему даже поесть, так с ружьем и ушел. Я постель приготовила, а его все нет и нет. Не на Лесную ли пошел? — Я ведь дома не была, — призналась Катя. — А где же ты всю ночь колобродила? — Вот с ним министров из Зимнего выживали. — Вам все хаханьки, а там, говорят, из пушек стреляли. — Разве? — переспросила Катя. При этом она с таким лукавством взглянула на Васю, что он не удержался, и они вместе расхохотались. — А ну вас, озорники! — притворно рассердилась на них бабушка. — Садитесь лучше за стол. Кроме бруснички к чаю, не обессудьте, ничего не будет. Молодые гости с большой охотой пили горячий чай с брусникой и никак не могли утолить жажду. От кухонного тепла Катю так разморило, что глаза начали слипаться. — Э-э! Да вы оба носами клюете, — заметила бабушка. — Укладывайтесь-ка спать. Ты можешь на мою постель, — сказала она внучке. — А он пусть устраивается на той, что я Дмитрию Андреевичу приготовила. Василий и Катя, добравшись до постелей, быстро уснули. Сон был неспокойным: они как
