приборов и механизмов», приглашённый прокуратурой в качестве эксперта, после осмотра пистолетов сказал ректору: «У этого Воронкова весьма нестандартное мышление… И умение доводить идеи до рабочего состояния тоже есть. Если мы его оставим учиться сейчас, то, возможно, лет через сорок институт будет заказывать мраморную доску — мол здесь учился… И так далее!»

Однако дальнейшая карьера молодого специалиста не оправдала надежд завкафедрой. В институте Воронков звёзды с неба хватать не пожелал, на заводе излишнего служебного рвения не проявлял, считаясь хорошим работником, но не более. И никто, кроме двух близких друзей, не знал, что на самом деле Сашка отнюдь не утратил своих способностей — просто история с задержанием и суд ещё раз убедили его в необходимости быть не просто осторожным, а очень осторожным. И теперь свои произведения он прятал от чужих глаз так, как, наверное, и Штирлиц не прятал свой передатчик.

Привычным движением, не глядя, Воронков включил шлифовальный станок, на котором грубый абразивный круг был заменён на плотный войлок, щедро посыпанный зелёным порошком полировочной пасты. Одновременно с загудевшим двигателем станка взвыла вытяжная вентиляция, и их звуки создали какое-то подобие вибрирующего аккорда. Кто-нибудь другой, наверное, счёл бы этот звук зловещим и жутким, но Сашка к нему уже давно привык и, более того, находил удовольствие в том, чтобы в тон ему напевать бессвязные слова, в которых не было ни рифмы, ни ритма:

— Вот так, вот так… Ещё немного… Теперь с другого бока… Потом чуть-чуть ещё…

Под аккомпанемент пения руки сноровисто перемещали вдоль вращающегося войлока причудливой формы кусочек металла, который постепенно приобретал матовый блеск.

Эта деталь была частью некоего весьма примечательного целого, к которому он шёл вот уже три года. Три, как одна копеечка! Много? А это как посмотреть…

Сашка хмыкнул про себя и прижал к шлифовальному кругу очередную грань детали, показавшуюся недостаточно выглаженной. Рядом на рабочем столе (на большом куске мягкой ткани) аккуратно лежали остальные части нового творения Александра Павловича Воронкова — матовые, сияющие металлическим блеском или лоснящимся глубоким воронением. Это вам, господа, не те более или менее убогие самоделки, что хранятся в музеях криминалистики. И не те, словно топором рубленые, пугачи, что демонстрируют обывателю с голубого экрана усталые «майоры по связям с общественностью» — такие-то поделки можно выдавать по штуке в месяц, а то и чаще, не особо при этом напрягаясь. Наладил поточное производство, и пошёл бизнес. Чего проще-то? Выбираешь конструкцию какую попримитивней и штампуешь. Бабахает, в руках не взрываясь,— и ладно, «затылкам» да «чижикам» большего, в общем-то, и не надо. Деньги быстро меняют хозяина, всё заканчивается очередным сюжетом в «Криминальных мгновениях», а у дверей Сашки уже топчется очередной заказчик. Или взвод ОМОНа.

Фигушки! Во-первых, это просто скучно. Мелкая, как лужа на асфальте, цель, плюс угрюмый финал. И всё на фоне профанации творческого процесса. А во-вторых, Воронков в своё время успел получить опыт общения с представителями уголовного мира и повторять его не жаждал.

История нового пистолета началось с того, что Сашка ощутил, как ему становится скучно изготавливать просто нечто стреляющее, которое «почти что как…». Оно, конечно, здорово, пока радуешься тому, как удаётся решать одну проблему за другой, осваивая новые технические горизонты. Но вот навык отработан, процесс пошёл, ты уже в состоянии сделать то, что вычерчено на миллиметровке, и сгоряча принимаешься за дело. Всё кипит, дым столбом, пар коромыслом, плоды рукоделия множатся как кролики, но в одно прекрасное утро ты вдруг трезво смотришь на окружающий мир, холодно сравниваешь своё изделие с каким-нибудь заводским «глоком» или «зигзауэром», и… Самолюбие страдает, однако!

Можно было, конечно, сказать себе так:

— А ты чего хотел? Крупные фирмы — это классное оборудование, мощные коллективы настоящих профи, опыт, столетние традиции. Тягаться с ними на их поле кустарю-одиночке просто смешно!

Сказать и махнуть рукой. Три года назад Воронков чуть было так и не сделал — но не сделал же!

…И почти год прошёл в безрезультатных поисках. Он маялся, подбирал варианты, извёл кучу бумаги, чуть мозги не вскипели, ей-богу! Доискался до того, что как-то раз в булочной вместо привычных «двух нарезных и одного бородинского» попросил «два нарезных и один гладкоствольный», за что заработал удивлённый взгляд продавщицы и заинтересованный — соседа по очереди.

А когда осенило, то сиди Сашка в ванной, он наверное бы закричал «Эврика!», но идея пришла в автобусе, и он просто перестал замечать всё вокруг, а очнулся только дома, за письменным столом, с карандашом в руках. Ещё год пролетел, пока Воронков, сидя над расчётами и чертежами, не уверился окончательно: он может по-настоящему утереть нос кольтам, береттам и браунингам. А почему нет? Ведь обладатели этих звонких фамилий тоже были когда-то одиночками (хотя Кольт, пожалуй, не в счёт — он налаживал производство, а изобретали другие).

Наверное, им было проще. На переломе столетий табуны изобретателей ещё не промчались по полям идей, снимая урожай, не протоптали тропинок к любому мало-мальски интересному решению. Хотя кто знает, насколько просто было тому же самому Браунингу на пустом месте совершить революцию в личном оружии и своей моделью 1900 задать тон аж на столетие вперёд…

Конечно, претендовать на революцию и на «задать тон» Воронков особо не рассчитывал, понимая, что это явный перебор. По прибедняться не хотелось — ведь не просто так разбежался. Как сказал бы второй, и последний, близкий друг Игорь, он же Гарик-Рыжий — «трусцой заре навстречу». У Сашки вызрело то самое «ноу-хау», без которого нет творчества, а есть лишь ремесленничество

Изначально образ любой ручной пушки определяет её патрон, и это правильно: несоответствие возможностей «ствола» возможностям патрона и наоборот превращает оружие в почти бесполезную железяку. И поэтому всегда конструировать новый образец начинают с выбора патрона. Воронков тоже начал с этого… И без колебаний отмёл весь спектр распространённых в мире «маслят» — это и было то поле, на котором тягаться с мэтрами было глупо и наивно. Изобретать очередной велосипед не хотелось.

Значит, патрон тоже должен быть свой. Но какой? Сначала Воронков подумывал о реактивных пулях, но