дом.

– Хоть какой-никакой… – опять машинально без выражения повторила я и почувствовала, как эти слова больно кольнули меня.

Вся тяжесть, которая прежде была в моих ногах, навалилась на сердце, прижала его к груди до физической боли, так что я не смогла сдержаться и застонала. Голова кружилась, щеки горели. Глаза выхватили страницу с рисунками и красную полоску шелковой закладки.

Мне захотелось спалить этот альбом немедленно, уничтожить, чтобы и следа не осталось!

Я вскочила на ноги, сгребла альбом и что было сил швырнула в буржуйку. Олег стоял совсем рядом. Альбом врезался в хлипкую трубу, выдернув ее из гнезда, печка покачнулась и рухнула на бок. Горящее полено вылетело и рассыпалось по полу, а один кусок отскочил на ситцевую шторку нашей спальни, которая тут же занялась.

Мы с Олегом еще, наверное, целое мгновение наблюдали за языками пламени, словно завороженные. Невозможно было поверить, что все это происходит наяву. Листья альбома тоже занялись пламенем. Олег рванулся к нему, стараясь сбить и затоптать огонь.

Пожар

Фургон пылал. Пламя гудело и чавкало, карабкаясь по стенам и заглатывая все, что попадалось на пути. Стало нестерпимо жарко, за железные прутья решетки, за которой бился Кузька, было уже не ухватиться. Я в отчаянии искала глазами хоть что-то, что могло бы помочь мне раздолбить замок и кричала: «Фёдор, Фёдор, да иди же ты сюда! Я не могу открыть, не могу открыть!» А Кузька дико визжал. Федора не было, я и забыла, что его нет рядом.

Я добежала до угла фургона и тут что-то блеснуло у самого колеса. Монтировка! Муж забыл, когда с вечера с колесом возился. Я схватила монтировку и кинулась назад к Кузьке. Я лупила по обшивке что есть мочи, молча, чтобы не тратить силы ни на что другое. А Кузька затих, то ли обессилил, то ли задохнулся совсем. Прибежал Олег с топором, сбил замок, я выхватила Кузьку из кучи тлеющей вонючей соломы, прижала к себе и побежала. Горькая гарь лезла в нос, рот, оседала в глотке. Меня мутило. Я поскользнулась, упала на траву, стараясь не придавить Кузьку, вывернулась на бок и даже удивилась, какая трава была холодная и мокрая. Кузька не шевелился, лежал на моей руке, точно мягкая тряпочка, и только тихонько поскуливал, точно щенок.

Слезы лились у меня по щекам, заливались в нос, в рот, но у меня не было сил их вытереть. Я боялась, что Кузька умрет. Этот страх обездвижил меня, точно паралич.

Откуда-то прибежал Федор, наклонился надо мной:

– Ты как?

Я не ответила. Только еще сильней зарыдала.

Он погладил меня по голове быстрым неловким движением.

– Ну, ничего-ничего… Я всех вытащил. Манька там с другой стороны фургона, и собаки там, а куры разбежались. Полежи здесь, я скоро. Хорошо?

– Мне страшно, – призналась я.

– Ну, что ты, что ты, – повторил он. – Я скоро. – И побежал назад к горящему дому.

Подъехали пожарные и началась суета. Люди как будто танцевали какой-то нелепый танец вокруг полыхающего фургона, разбрызгивая белую пену, которая душила языки пламени и шипела.

Кажется, я ненадолго потеряла сознание. Очнулась, когда Федор присел рядом, мягко приподнял меня за плечи и уложил головой к себе на колени. Кузька лежал поодаль и чуть приподнял мордочку, а потом снова бессильно опустил.

– Федя, – взмолилась я. – Федя, сделай что-нибудь!

– Что ж тут сделаешь, – устало и как-то неуверенно ответил Федор. Потом понял, что я про Кузьку.

– Воды может быть… Вот ведь…

Медленно тяжело встал, упершись ладонью в землю. Подошел к Кузьке, опустился на колени, ощупал осторожно. Потом взял его на руки.

– К реке отнесу, пусть попьет, отлежится, может и отойдет.

– Нет, Федь, давай к ветеринару, пожалуйста! А воды вон у пожарных попросим, у них есть, я уверена!

– Сдурела баба, – беззлобно ругнулся Федор. – Все сгорело, денег нет. Ночь. Да и кто будет лечить енота, Лиза! Это все дамские штучки!

– Будут! Пусть только пробуют не лечить! Есть же здесь ветеринар хоть какой-нибудь, найдем, спросим!

Кузька

Пожарные знали ветеринара. Федор посадил меня в кабину машины, положил мне на колени Кузьку.

–Я с ребятами в машине, – бросил он мне через плечо и захлопнул тяжелую дверь.

Мимо прошел Олег и мы на секунду встретились взглядами. Он тут же отвел глаза, а я удивилась, что ничего не чувствую. Ровным счетом ничего. Ни смущения, ни боли. Ничего не откликнулось у меня на этот нечаянный взгляд.

Я услышала, как Федор остановил Олега:

– Ты не езжай, останься. Лучше за животными присмотри. Да и вообще…

Он не досказал, что «вообще». А Олег и не спросил, отошел от машины и направился в сторону черного дымящегося остова.

***

Ветеринара разбудили с трудом. Водитель пожарки долго стучал в окно и орал «Михалыч, а Михалыч, открой!».

«С перепою, наверное», – доверительно и почему-то шепотом сообщил он нам.

И опять стукнул в окно и гаркнул: «Михалыч, алкаш проклятый, отвори, говорю!»

В доме загорелся тусклый свет.

Михалыч ругнулся, когда увидел Кузьку.

– Это ж надо, ёшкин кот, енота притащили! Ночью! Ваще народ с ума посходил…

– Ты давай сделай, что сможешь, – с нажимом коротко ответил Федор, подошел к Михалычу совсем близко, взглянул в глаза.

Михалыч сразу как-то собрался, быстро осмотрел Кузьку, сделал ему пару каких-то уколов и даже капельницу поставил.

Мы с Федором сели на диванчик рядом со столом, где лежал Кузька. Федор обнял меня за плечи, и я как-то сразу осела, сдулась, как воздушный шар.

И незаметно провалилась в сон.

Проснулась от звука голосов.

Михалыч давал Федору наставления по поводу Кузьки. Потом сунул ему в руку две ампулы и большой шприц. Подождал, пока Федор рассует все по карманам и протянул руку для рукопожатия.

Дорога домой

Федор нёс завернутого в тряпицу Кузьку. Я тащилась следом. Силы ко мне почему-то не вернулись после сна, и я чувствовала себя какой-то разбитой и опустошенной.

– Иди помедленней – сказала я Федору. Почему-то захотелось, чтобы он обратил на меня внимание, проявил свою привычную заботу и ко мне тоже, не только к Кузьке. – Что сказал доктор?

– Поживем – увидим, – сухо ответил Федор. – Лекарства дал с собой. Велел прийти через три дня.

Три дня. На меня вдруг волной навалилась вся реальность сегодняшнего дня: фургон сгорел и идем мы, собственно, не домой, а к месту пожара. Завтра ярмарка, где планировали выступать, а костюмы, наверное, сгорели…

– Это ничего, Лизок, – вдруг заговорил Федор, как будто услышав мои мысли. – Это все не страшно, живы и ладно, а остальное все дамские штучки… Выступим на ярмарке, пусть без костюмов, дети простят. Сейчас в речке выкупаемся, приведем себя в порядок. Я картошку накопал, так что не оголодаем. Заработаем