как выяснилось, думали не совсем так.
Сергей Сергеевич Каменев выслушал доклады своих помощников, потом соображения Буденного и Ворошилова, но окончательного вывода не сделал. Посоветовал взвесить, проанализировать оба варианта еще раз.
— Колеблется Каменев, — рассуждал Климент Ефремович, когда они, расстроенные, возвратились в гостиницу «Националь». — А почему? Необычности, новизны опасается?
— Он вроде бы человек с пониманием, — сказал Буденный, — а вот осторожничает. Вроде и готов поддержать, да на месте топчется.
Климент Ефремович знал, с какой неотвратимой настойчивостью способен Буденный добиваться того, что считал нужным.
— Куда же нам теперь обращаться?
— Переброской Конармии занимается полевой штаб Реввоенсовета республики и Главком.
— Там мы уже были.
— Но пока не армию, а нас перебрасывают из инстанции в инстанцию, — сказал Ворошилов.
Семен Михайлович сел к телефону. Созвонился с Михаилом Ивановичем Калининым, рассказал о своих трудностях, попросил совета. Калинин ответил, что подумает, как помочь, а пока пусть Семен Михайлович и Климент Ефремович приходят на съезд. После обеденного перерыва. Их пропустят.
Быстро одевшись, они отправились в Кремль вместе с делегатами, спешившими на очередное заседание. Климент Ефремович встретил несколько знакомых, обменялся рукопожатиями, а поговорить не успел.
У входа в Свердловский зал они увидели Ленина. Он шел по коридору, отвечая на приветствия делегатов. Заметив Ворошилова, остановился, пытливо глянул на Буденного. Тот оробел, вытянул руки по швам. Да и у Климента Ефремовича дыхание перехватило от волнения, когда увидел рядом знакомое лицо, только очень постаревшее, нездоровое, когда услышал голос, сохранивший все оттенки, звонкий, напористый, чуть картавый:
— Здравствуйте, товарищ Ворошилов… Давненько не встречались мы с вами. — Ленин опять внимательно, изучающе посмотрел на Семена Михайловича. — А это и есть тот самый знаменитый Буденный?
— Да, это командующий Первой Конной, — сказал Ворошилов.
— Как вы доехали, товарищ Буденный?
— Слава богу, Владимир Ильич, — вырвалось у командарма.
— Это, выходит, хорошо. — Ленин, улыбнувшись, тронул локоть Семена Михайловича и легким прикосновением словно снял напряженность. — Значит, «слава богу»! — засмеялся Владимир Ильич. — Ну, что же, товарищ Буденный, мне о вас Калинин много рассказывал и фотографию вашу передал, которую вы с ним послали. Спасибо. — И посерьезнев: — Очень важно, что наши командиры поднимаются из рядовых бойцов, им доверяют массы. Раньше вы, Семен Михайлович, командовали небольшим отрядом, а сейчас у вас целая Конная армия. Не трудно?
Вопрос насторожил Климента Ефремовича. Почему Ленин интересуется именно этим? Что ответит Буденный, все еще смущенный, не справившийся окончательно с волнением?
— Владимир Ильич, товарищ Буденный пользуется в армии непререкаемым авторитетом. За своим командиром конармейцы пойдут и в огонь и в воду, — убежденно произнес Ворошилов.
— Ну что же, товарищи, кажется, нам пора на заседание. О ваших делах поговорим позже.
4
Ленин принял их сразу после заседания тут же в Кремле, у себя в кабинете. Усадил в кресла. Сам — возле стола. Попросил, чтобы принесли три стакана чаю. По всему видно было — приготовился к долгому разговору. Обратился к Буденному:
— Расскажите подробнее о ваших делах, о бойцах, об армии. Как относятся конармейцы к политике партии, к Советской власти? Какое у них сейчас настроение? Сколько у вас людей? Какой возраст преобладает?
— Средний примерно возраст, — ухватился Буденный за то, что попроще. — Лет от двадцати до тридцати. Народ бывалый, повоевавший. Есть, конечно, и постарше, и помоложе, но молодежь мы сразу определяем к тем, у кого опыт. Чтобы еще до боя молодняк обучить…
Голос Семена Михайловича звучал все увереннее. Заговорил человек о том, что хорошо знает, что ему дорого. Климент Ефремович маленькими глотками отпивал горячий, но жидкий чай, не прикасаясь к сахару. Несколько кусочков на блюдце, таких крохотных, что хоть в цейсовский бинокль разглядывай — вот как живет Ленин! Где уж поправиться, окрепнуть здоровьем!
Буденный умолк, и Владимир Ильич сразу спросил, весело щуря глаза:
— Вы на меня не обиделись?
— За что? — удивился Семен Михайлович.
— А моя телеграмма? Забыли?
— Как забудешь! Очень даже переживали с Климом Ефремовичем… Скажу на это: наши конники полностью выполняют все приказы, Советского правительства, сражаются геройски, многие жизнь свою отдали.
— Без строгого порядка, без дисциплины побед не добьешься, — негромко добавил Климент Ефремович.
— Верю, товарищи. А за телеграмму на нас не сердитесь. Красная Армия — детище народа, его страж и надежда. И нам вовсе не безразлично, как ведут себя бойцы. Надо свято дорожить именем солдата революционной армии… Кстати, товарищи, Реввоенсовет дружно работает?
— Все главные вопросы обсуждаем вместе, — ответил Буденный. — Делить нам нечего.
— Случается, что и поспорим, но в конце концов всегда приходим к согласию, — подтвердил Климент Ефремович.
— Что же, выходит, мы правильно поступили, создав Конную армию. Таких армий не было в истории… Да, товарищи, революция ломает все старое, отжившее и выдвигает новые формы организации, в том числе и в военном деле… — Владимир Ильич задумался, припоминая что-то. Спросил: — С Главкомом о переброске армии на Украину вы говорили?
— Вопрос остался нерешенным. Нам предлагают перевозить армию поездами, а это невозможно.
— Почему? — Ленин был удивлен. Семен Михайлович заторопился, объясняя:
— Железные дороги разрушены. Мы вот ехали до Москвы, насмотрелись. На станциях нет фуража, даже воды. Не прокормим людей и лошадей, если закупорим их в вагонах.
— И вы так думаете? — обратился Владимир Ильич к Ворошилову.
— Да. Мы понимаем стремление главного командования как можно быстрей перебросить Конармию, но перевозить по железной дороге нельзя. У нас есть расчеты, подготовленные штабом Кавказского фронта.
— Любопытно послушать.
— Для погрузки людей, лошадей, вооружения нашей армии потребуется девяносто два эшелона по пятьдесят вагонов. — Переброска автобронеотрядов, авиации, тылов, штабов потребует еще пятнадцать — двадцать эшелонов. Где найти столько вагонов и паровозов? В лучшем случае мы сможем отправлять один эшелон в сутки. Значит, на перевозку армии уйдет четыре месяца.
— Такой срок совершенно неприемлем… А что вы предлагаете?
— Двигаться походом, вместе со всеми