Однако расцвет аббадидского эмирата был недолгим. В это время после бесконечных феодальных усобиц и распрей между различными правителями Магриба (Северной Африки) в Марокко образовалось арабо-берберское государство Альморавидов (от слова «аль-мурабитуна» — борцы за веру). Берберы, казалось бы, естественные союзники андалусцев в их борьбе против христиан, стремились, однако, захватить владения андалусских эмиров.

Когда аль-Мутамид вместе с другими эмирами, потерпев поражение в битве с королем Кастилии, попросил о помощи Юсуфа ибн Ташуфина, предводителя Альморавидов, тот переправился в Андалусию с огромным войском, разбил христиан при Заллаке (1086 г.), а затем овладел землями не только эмира Севильи, которого отправил в изгнание в североафриканский город Агмат, но и многими другими андалусскими городами, и принял титул халифа.

После победы Альморавидов темп реконкисты несколько замедлился, но вскоре христиане вновь захватили Сарагосу (1118 г.), Лиссабон (1147), Алракос (1195) и многие другие города и области.

В XII в., когда короли и князья христианской Испании были заняты внутренними усобицами, мелкие андалусские правители попытались укрепить свою власть и восстали против альморавидского халифа. Образовавшиеся в Кордове, Мурсии, Валенсии, Бадахосе, Альгарве мусульманские государства платили дань королю Кастилии. В 1150 г. эмир Бадахоса, с согласия других андалусских эмиров, призвал на помощь берберов-Альмохадов (от слова «аль-муваххидуна» — сторонники единобожия), сменивших в Северной Африке династию Альморавидов, и войска вождя Альмохадов Ибн Тумарта захватили почти всю Андалусию.

Власть мусульман, казалось бы, надолго упрочилась после их победы в битве при Аларкосе в 1195 году, однако уже в 1212 г. испанцы разбили андалусские войска при Лас Навас де Толоса, и с этого времени уже никакие усилия не могли сдержать натиск реконкисты. С 1236 по 1262 г. мусульмане потеряли почти все свои земли с городами Кордова, Валенсия, Севилья, Кадис, Картахена, Хаэн и другие.

Из всех обширных владений мусульман остался лишь Гранадский эмират, куда, кроме Гранады, входили Малага и Альмерия. Двухсотлетнее правление гранадских Насридов оказалось завершающим этапом развития мавританской культуры. Окруженное со всех сторон врагами, маленькое мусульманское государство то платило дань кастильским королям, то становилось временно независимым, с помощью североафриканских единоверцев одержав верх в многочисленных сражениях с христианами.

И наконец в 1492 году, после объединения Испании Фердинандом и Изабеллой Католическими и победоносного наступления испанских войск, последний мусульманский андалусский правитель эмир Боабдил (сокращенная форма имени Абу Абдаллах) покинул Гранаду.

Более семи веков насчитывает история мусульманской культуры в Испании, особенности которой становятся яснее при сравнении с культурой северных соседей арабов. Фейхтвангер в своей «Испанской балладе» сумел уловить эти особенности, впрочем, несколько идеализируя мусульман, ставших в его романе воплощением рафинированного рыцарского духа и образованности в противовес грубым варварам-христианам. Различие культур зримо воплощается в тяжелых и приземистых храмах севера Испании, мрачной готике соборов Бургоса и других северных городов и в причудливых арабесках и воздушных арках гранадской Альхамбры, стройных колоннах кордовской мечети, вызывающих прямые ассоциации с античными храмами. Изменяясь на протяжении столетий, андалусская культура сохранила главную свою особенность — светский характер, своеобразную широту. Андалусцы, уже к концу IX века составлявшие определенную этническую общность, были как бы носителями духа античности, прежде всего римской, форпостом предвозрождения. Именно этим объясняется притягательная сила Андалусии для средневековых европейцев, знакомившихся с фрагментами светской латинской литературы и научными сочинениями лишь в монастырских библиотеках, в то время как те же произведения, переведенные на арабский язык, стали у мусульман достоянием всего образованного сословия, не облекаясь в покровы мистических комментариев.

Мавританская культура Испании, конечно, не была однородной ни в течение семисот лет, ни даже в рамках какого-нибудь одного временного отрезка.

Берберские завоевания влекли за собой обычно усиление религиозного ригоризма, влияние наиболее строгого и нетерпимого маликитского толка (от имени его основателя Малика ибн Анаса) — одного из четырех ортодоксальных толков суннитского ислама, ослабление интереса к придворной поэзии — ведь многие берберские правители плохо знали литературный арабский язык или даже совсем не знали его. Они держали при себе поэтов лишь для престижа, поскольку те прославляли их победы, но были совершенно неспособны понять поэтические тонкости и по достоинству оценить чье-либо поэтическое искусство. В одной из средневековых андалусских хроник рассказывается, что некий поэт (утверждают, что это был эмир аль-Мутамид) посвятил Юсуфу ибн Ташуфину, предводителю Альморавидов, стихи, в которых были такие строки:

Берберский правитель благосклонно выслушал стихи и приказал подарить поэту двух невольниц — чернокожую и белую, так как, по его мнению, тот просил его об этом.

Но в то же время развивалась строфическая поэзия, более простая и понятная, близкая к народной песне.

И, напротив, в периоды правления мелких эмиров процветала придворная поэзия на литературном арабском языке — ведь каждый андалусский эмир стремился привлечь как можно больше известных ученых и поэтов, чтобы придать блеск своему правлению. Так поступали эмиры Сарагосы, Кордовы и особенно Севильи, где в первые десятилетия XI в. жили наиболее прославленные литераторы Андалусии.

Изучение древнеарабской поэзии, которая считалась недосягаемым образцом, а также поэтического искусства входило как обязательная часть в систему традиционного образования и на востоке, и на западе мусульманского мира. Поэтому всякий образованный мусульманин был в той или иной степени поэтом: знал все шестнадцать сложных поэтических размеров и умел сложить стихотворное поздравление, соболезнование, короткое послание. Однако стать профессиональным поэтом и получать за свои стихи вознаграждение было очень непросто: требовалось овладеть огромным запасом «высокой» поэтической лексики, не нарушать сложных законов стихосложения аруда, малейшее отклонение сразу же подхватывалось и высмеивалось недоброжелателями и