«позора» и сорвал с себя ненавистную одежду. Долго уговаривал меня наш бедный Феофил Феофилович — так звали нашего учителя и режиссера — снова одеться и превратиться в сваху. Спектакль прошел хорошо. Феофил Феофилович сказал, что никто не верит и не поверил, что сваху играет мальчик, а не девочка. И когда нас пригласили играть «Женитьбу» в другую школу, учитель шепнул мне: «Когда будешь раскланиваться перед публикой, сними парик». Я так и сделал. В зрительном зале поднялся такой смех, что я растерялся и убежал, но меня снова заставили вернуться и поклониться. И «сваха» перестала меня огорчать. Окрыленные успехом «Женитьбы» мы повторили ее еще несколько раз и всегда имели большой успех. К рождественским каникулам стали готовить «Ревизора» Гоголя. После свахи я ждал, что мне дадут роль Пошлепкиной или Анны Андреевны, но неожиданно получил роль Хлестакова. Много лет спустя, будучи профессиональным актером, я играл Хлестакова и всегда вспоминал с большим удовольствием свою первую встречу с ним в школьные годы.

«Ревизор» имел еще больший успех, чем «Женитьба». А в школе после этих спектаклей все — от учителей до сторожа — прозвали меня «артистом», и эта кличка переходила за мной из класса в класс. У нас были такие клички, как «тумба», «комод», «лошадь», «курочка», «голубок», «петух», «колбасник», «хрючка». Каких только кличек не придумывали ребята! На этом фоне мое прозвище «артист» звучало гордо и красиво. Втайне я очень гордился им. Я уже мечтал о сцене и потихоньку от школьного начальства пробрался за кулисы профессионального театра и даже участвовал в его спектаклях. Я изображал под сценой волны, на сцене карликов и даже Черномора, за что получал жалованье, как заправский артист — две копейки в вечер.

* * *

Школа наша называлась ремесленной. Кроме грамоты, мы учились в ней слесарному и столярному делу. Окончив школу, я через два года сдал экстерном за восемь классов и уехал в Киев, чтобы продолжать учиться и поступить в драматическую студию, тогда частную, которая принадлежала композитору Лысенко, по классу Старицкой и Матковского. Последний, впрочем, вел только старший класс драматических курсов.

Впервые я увидел Киев и полюбил этот изумительный город на всю свою жизнь. Киев не просто красив, это сердце Украины — город солнца и большой культуры. В упоении я бродил по его улицам, любовался его домами, памятниками, университетом, театрами, музеями, чудесными зданиями, красавцем Днепром и дивным киевским небом.

Я выдержал экзамен в драматическую студию. Но в то время не было ни стипендий, ни общежитий для студентов. Моя семья мне ничем не могла помочь. Я должен был работать, чтобы жить и платить за учебу, днем я работал в мастерской, а вечером занимался в студии. На второй год занятий меня от оплаты освободили, но зато на меня возложили функции секретаря студии. Работал я в эти годы еще и статистом в драме, в опере и в оперетте. Платили за это огромные, по тогдашним моим понятиям, деньги — 50 копеек в вечер. Из них 15 копеек надо было, как дань, отдать старосте, набиравшему статистов. Самое главное: мы, студийная молодежь, дышали настоящим театральным воздухом — ароматом сцены и искусства.

В те годы драматический театр в Киеве держал крупнейший антрепренер Н. Н. Соловцов. Он и сам был прекрасным актером и состав труппы у него был блестящий — первоклассный ансамбль актеров и актрис. У него были такие актеры, как Неделин — одаренный и многогранный артист, Шувалов — знаменитый исполнитель Иоанна Грозного, Гамлета и короля Лира и талантливый тонкий актер Рощин-Инсаров. Я восхищался игрой Рощина, восхищался им самим. Поэтому для меня было большим ударом, когда однажды я узнал, что Рощин-Инсаров убит. Да, этот большой и обаятельный актер был убит художником Масловым, приревновавшим Рощина-Инсарова к своей жене. Убийство было трусливым и подлым. Убийца подкрался к Рощину, когда тот умывался, и выстрелил ему в затылок. Убийца остался безнаказанным. Так нелепо погиб актер огромного таланта. Дело это вскрывает обстановку царского режима тех лет, режима произвола и насилия. Однако похороны Рощина показали, на чьей стороне было общественное мнение города: за гробом этого блестящего актера шла огромная толпа. Народ его провожал в последний путь торжественно и пышно. Его и мертвого, как когда-то живого, засыпали цветами, и мертвому подносили венки. Но это были траурные венки…

В разные сезоны в труппе Соловцова (а после его смерти в труппе Дуван-Торцова) работали такие актеры, как Горев — знаменитый исполнитель роли «старого барина», замечательная актриса Велизарий, Пасхалова, Степанов-Ашкинази, большого дарования актриса М. И. Морская, Богданов — прекрасный Чичиков и городничий, старая чудесная актриса Зверева, восходящая звезда Мещерская, талантливый Борисов, Глебов, Писарев и Юренева, только-только начинавшая блистать своим талантом; Болотина, известный в провинции герой-любовник Орлов-Чужбинин и Николай Чужбинин — прекрасный простак и совсем молодой тогда, начинающий Степан Кузнецов и юный Горелов, с ума сводивший киевскую публику своим исполнением ролей Орленка и Лорензачио.

Я. В. Орлов-Чужбинин.

В киевскую оперу приезжали на гастроли тогда уже прогремевший Федор Шаляпин, совсем еще молодой Собинов, Медэя Фигнер и ее муж Фигнер, который во всех операх играл со своей черной бородкой и усами, не желая их сбривать.

В киевской опере я слышал Батистини и Карузо. В украинском театре на мою долю выпало счастье видеть таких корифеев, как Зеньковецкая, Саксаганский, Садовский, Карпенко-Карий — все это блестящие актеры-художники. Что это были за спектакли и как их украинский народ любил и восторгался ими! За билетами на гастрольные спектакли студенчество и молодежь простаивала в очереди дни и ночи. В сильные морозы студенты, чтобы не замерзнуть, вынуждены были раскладывать костры на площади оперного театра. Молодежь пела песни и терпеливо ждала открытия кассы.

В драматический театр Соловцова приезжали в разные времена года на гастроли В. Н. Давыдов и К. В. Варламов, М. Г. Савина, Г. Н. Федотова.

В начале 1904 года я написал первую свою пьесу в 2-х картинах — «Сказка жизни» (драматический этюд). Пьеску я прочел своим товарищам по студии. Она произвела на них очень хорошее впечатление.

И вот один из слушателей, мой друг Николай, заявил, что он мне устроит бесплатную поездку в Москву, чтобы там прослушали мою пьесу, а до отъезда он меня познакомит с поэтом Скитальцем-Петровым, входившим тогда в моду поэтом-гусляром, который читал свои стихи под