оцепенение спало, но мальчик не решился повернуться к отчиму спиной. Вместо этого пятился, пока не уткнулся в оградку, потом бочком засеменил вдоль нее, надеясь, что она когда-нибудь кончится, и Тим не глядя отыщет проход.

Меж тем монстр оскалился:

– Ты опять хочешь сбежать? Как тогда на кухне? – Виктор разразился ужасным каркающим смехом. – Ты не сможешь! Ты не убежишь! И ты получишь сполна! Теперь тебе не спрятаться!

– Нет! Нет! – кричал в ужасе мальчик. – Отстань! Мама!

В завершение слов солнце забежало за облако, и тень разлилась повсеместно, окутав собой и лес, сделав пространство вокруг темнее. Неожиданно захлопали крылья. Тима повернул голову и застыл. На оградке сидел черный ворон и поворачивал голову, грозно разглядывая мальчика. Снова звук крыльев, и уже, с другой стороны, новый ворон присел на оградку, словно они решили окружить Белова, будто хотели напасть…

– Нет, – жалобно протянул Тимофей и замотал головой. – Нет! Не трогайте меня!

Но птицы его не слушали, а отчим хрипло «закаркал», словно по-настоящему смеяться ему мешало травмированное горло. Вороны напали без предупреждения, и сколько бы ни закрывался маленький мальчик, прижавшись к оградке, грудь и голову доставали длинные и острые клювы страшных птиц.

– Не-е-е-е-ет! – закричал Тимка. – Не-е-е-е-ет!

И проснулся…

Впрочем, ничего не изменилось. Удары продолжали сыпаться со всех сторон, только теперь это были не птицы, а мальчишки, не клювы, а деревянные линейки, не кладбище, а слабо освещенная единственной лампочкой комната в детском доме, не день, а глубокая ночь.

– Ты чё орёшь, новенький? – допытывался мальчик с черными волосами, продолжая наносить удары длинной деревянной линейкой. Тимка как мог уворачивался и отбивался, но рядом стояли другие мальчишки и тоже лупили его кто линейками, а кто и кулаками. – Зачем всех разбудил, а? Заткнись и лежи тише воды, понял? А не-то… Вадик, давай!

У Белова не было никакой возможности остановить подлеца, Тимофей попытался лягаться, но из-за боли быстро переключился на удары линейками. Вадик же – крепкий рыжий мальчуган лет двенадцати – зло ухмыльнулся и забрался на койку Тима в районе ног. Словно в странном, карикатурном сне Белов, пребывая в шоке, сквозь частые удары наблюдал, как мальчишка снял широкие черные трусы и начал справлять нужду прямо на Тимофея, вернее на одеяло, которым он укрывался. Пацан что есть силы заработал ногами и почти выпрыгнул из койки, съежившись в обнимку с подушкой у изголовья.

– Новенький, да ты обмочился! – с издевательской ухмылкой объявил черноволосый, видимо главный в комнате. Остальные перестали лупить Тима, а начали постепенно расходиться.

– Еще будешь орать по ночам, пойдешь спать в коридор, – заявил он, потом схватил мокрое одеяло и накинул на Белова. – Иди проветрись и умойся. Может, тогда перестанешь пугаться темноты? А здесь сегодня чтобы не появлялся. Мы спать хотим, а не слушать твои вопли! И еще… – мальчишка откинул сырое одеяло от Тимки, приблизил лицо вплотную и прошептал:

– Если наябедничаешь, со света тебя сживу! Ты – новенький, ты – никто! А я в этой комнате главный!

Было обидно и страшно. Страх начинался где-то в груди, страх полного и невыносимого одиночества. Мальчик смотрел на мальчишек и не мог поверить, что они – маленькие чудовища, чем-то сродни его отчиму. Глаза наполнились слезами, но Тимофей, до скрипа сжав зубы, унял невыносимое желание плакать. Только не здесь! Только не перед этими уродами!

Белов уже в кромешной темноте, – мальчишки не дождались, когда он уйдет и выключили свет, – откинул мокрое одеяло на спинку кровати, пусть сохнет, а сам, лавируя меж кроватей и спотыкаясь о тапки ребят и ножки коек, кое-как добрался до двери и вышел в коридор.

– Эй! Не скрипи дверью, урод! – донеслось из комнаты.

Тимка закрыл дверь и показал всем им кулак и выставленный средний палец, а потом прижался к двери спиной и сполз на пол, спрятав голову в коленях.

– Хочу домой, – прошептал мальчик. – Хочу к маме!

Некоторое время мальчик сидел на ламинированном полу, потом слегка приподнял голову, чтобы глаза незаметно для возможных свидетелей осмотрели коридор. Длинный слабо освещенный коридор, – всего три лампы на сто метров, – в одном конце туалеты с пожарной лестницей, в другом – стол дежурной няни с выходом с этажа. Об этом Тимка узнал за день, когда бродил по новому месту, что должно было когда-нибудь стать домом. Но мальчик чувствовал, что не станет. Это он понял ещё днем, когда его почти за шкирку занесли на второй этаж и затолкнули в блок. Потом в туалете подошли «знакомиться» пацаны. Среди них были и этот урод Вадик, и черноволосый «главнюк». Были и другие с не менее противными манерами. Они толкали новенького, уточняли что-то про наличие мобильника, которого у Тимки никогда не водилось, и в итоге просто поколотили за то, что Белов врёт. Им и в голову не могло прийти, что новенький жил дома без смартфона. Раз уж здесь у ребят были плохенькие телефоны, то вне стен детского дома родители должны были заботиться о ребенке и обязательно купить тому крутой смартфон.

Странно, именно в таком положении и боялся оказаться Тимка, когда молчал о побоях отчима, но именно в таком оказался… Как несправедлива жизнь!

– Хочу к мамке! Хочу к мамке! Хочу к мамке! – как мантру шептал мальчик и вглядывался в полутемный коридор, понимая, что это желание невыполнимо.

Мальчик еще не понимал, но окружающая его тьма, почти заполнившая коридор, успокаивала. С ней лучше, чем за дверью среди пяти дураков-мальчишек. С ней не страшно и не больно. Она даже скрывала изъяны, хоть это и не всегда заметно. Вот вроде трещина на стене, ползущая снизу, но свет исчез, и трещина растворилась. Так и боль в душе мальчика. Почему-то пропала, как только он оказался один в полутемном коридоре. Странно…

В дальнем углу, словно подмигивая Тиму, замигала лампочка. Будто указывала, куда идти. А там ведь туалет и выход на пожарную лестницу. Тимка медленно повернулся к столу дежурной, и его лицо приняло жестокое выражение: всяко лучше, чем к людям!

Мальчик уверенно поднялся и, прежде чем уйти, оглянулся на дверь.

«13»

Очень хорошо! Теперь он знает, где спят враги! Такое унижение не забывают!

Тимофей снял мокрую майку, бросил ее к двери и в одних трусах пошлёпал босыми ногами по коридору. Надо умыться, но прежде… Белов подошел к двери на пожарную лестницу и дернул – открыто! Спустился на нижний этаж и дёрнул ту, что предположительно вела на улицу. Эта оказалась закрытой. Наверное, не хотят, чтобы недовольные воспитанники убегали.

Тогда расстроенный Тимофей вернулся наверх и зашел в туалет. Слабая лампочка еле освещала