Только она

(посвящение Лидии Байрашевской и Олегу Рыбкину)

Фантазия с элементами иронии,

сарказма и абсурда

Действующие лица:

Петр – режиссер, сценарист, снимает кино, 35-40 лет.

Роман – его брат, высокий, худощавый, молодой интеллектуал-маргинал, пишет рассказы, 26-28 лет.

Татьяна – жена Петра, 30-32 года, женщина-«поток сознания», художник.

Лидия – актриса, около 45-50 лет.

Яна – ее дочь, 17-20 лет.

Борис – поэт, сценарист, 40-45 лет.

Действие первое

Картина первая

Комната в старом питерском доме: высокие, несколько обветшалые потолки, стены со старыми, но красивыми обоями, старый антикварный диван, мебель не новая, но подобрана со вкусом, современный телефон на красивом столике. Утро. Освещение комнаты естественное. Приглушенное. Очевидно, поздняя осень. Шторы раскрыты. Женщина стоит у окна спиной, смотрит на улицу. За окном идет мелкий снег. Женщина высокая, стройная. В длинном темном платье, волосы заколоты на затылке. Берет с подоконника сигареты – тонкие, женские, и спички. Легким движением достает сигарету, закуривает. Выпускает в открытую форточку струйку дыма. Медленно поворачивается к сцене. Стоит в пол-оборота, по-прежнему поглядывая в окно. Курит. Начинает напевать. Тихо, но отчетливо.

Лидия (напевает):

– Вы стояли в театре, в углу, за кулисами, а за Вами, словами, звеня, парикмахер, суфлер и актеры с актрисами, потихоньку ругали меня…

Подходит к дивану. Садится. Свободно и непринужденно. Но чувствуется ее внутреннее напряжение, ожидание чего-то.

Лидия продолжает напевать:

– Вы сказали, послушайте, маленькай, можно мне вас тихонько любить…

Тушит сигарету в пепельнице, стоящей на придиванном столике.

Звонит телефон. Лидия реагирует не сразу.

Поднимает трубку.

– 225 21 31?

– Да.

– Трубочку не вешайте, вас Искитим.

Другой голос:

– Алло, это Тамара?

– Нет, здесь нет такой.

– Это квартира?

– Конечно, это квартира.

И гудки…. На другом конце положили трубку.

Лидия в недоумении тоже кладет трубку. Произносит вслух:

– Позвонили совсем не туда. Я совсем не Тамара.

Возвращается на диван. В комнату входит девушка лет 17, она в халате, только что проснулась. Растрепанные волосы. Садится рядом.

Яна: – Привет.

Лидия: – Доброе утро.

Яна: – Кто звонил в такую рань?

Лидия: – Странный звонок. Представляешь, звонили из Искитима.

Яна: – Искитим? (морщится)

Лидия: – Да, ты знаешь, где это?

Яна: – Ну, это какая-то деревня или поселок, там, где мы раньше жили.

Лидия: – Именно. И бросили трубку. Спросили Тамару.

Яна: – Дичь какая-то.

Лидия: – Мне скоро в театр. На репетицию.

Яна: – Мам…Как тебе тут?

Лидия: – Ты уже как-то спрашивала…

Яна: – Ну, все-таки.

Лидия: – Я вовремя уехала оттуда.

Яна: – Но тут пока все очень неопределенно.

Лидия: – Хочешь поговорить? (улыбается и слегка усмехается). Задаешь такие многозначительные вопросы в такую рань?

Яна: – Ну, не знаю. Просто спросила.

Лидия: – Ты знаешь, я давно хотела объяснить тебе кое-что, чтобы ты меня поняла. Ну, или попыталась понять. Я тебе очень благодарна, что ты просто доверилась мне и поехала со мной в полную неизвестность. Слава Богу, что школу ты уже закончила.

Яна: – Просто я люблю тебя, мама и все.

Лидия (обнимает ее за плечо):– Последние четыре года я знала, что мне нужно переехать. Просто знала. Хотя у меня никаких даже целей не было. Я приезжала сюда каждый год, заставляла себя полюбить этот город и никак не могла, ничего не получалось. И в какой-то момент я сказала себе: «Все, пора». Любви и желания не было, но я знала, что, только живя тут, я увижу себя по-настоящему, как человека, и как актрису. Понимаешь?

Яна (смеется): – Наверное, я тупая. Или еще мала.

Лидия: – Разыгрываешь?

Яна: – Пытаюсь понять…

Женщины смотрят друг на друга. Улыбаются.

Лидия: – Первую неделю я страшно мучилась. Просыпалась утром с мыслью – что я наделала! Я приехала начинать с такого нуля… Мне уже столько лет. К обеду мне становилось уже не так страшно, а чуть позже я говорила себе: «Лида, этот переезд – самое лучшее, что ты сделала в этой жизни».

Яна: – Знаешь, я иногда живу и поступаю, как собака. Когда она заболеет, она идет и ищет нужную ей травку, или следует какому-то своему шестому собачьему чувству в сложной ситуации. Так вот. Ты – моя мама, а я твоя дочь. И ты поступаешь также. Точнее я поступаю так, как ты.

Лидия: – Забавное сравнение. Мне нечем доказать, что я поступила правильно. Я просто чувствую, что это было правильно. Просто все изменилось…Довольно скоро. Там мне не хватало кислорода. Я думала, что, переехав сюда, я обрету дыхание. Благодаря новому городу, театру, людям, каким-то вещам.

Яна: – А мне тут гораздо лучше, чем там. Помнишь, когда мы ехали, бабушка сказала, что там климат для беглых каторжников, особенно осенью и зимой. И ведь она права…Но тут что-то витает такое в воздухе. Какой-то особый газ (смеется).

Лидия тоже смеется.

Лидия: – Надеюсь, что он безопасный. Я все-таки хочу договорить до конца. Иначе я забуду, что хотела сказать. А мне важно высказать это до конца….

Замолкает, пытаясь ухватить нить разговора. Вспомнить, на чем остановилась.

Лидия: – Понимаешь, вдруг оказалось, что дело было во мне. Я не могла дышать, потому, что мои легкие были забиты. И тут как будто вдруг какую-то пробку вышибло, я и поняла себя и этот Мир. Я знаю, что это только начало, но прежней я уже не стану. Сейчас я словно на пороге в этот Мир. Все, что я копила в себе эти годы. То, что своими ролями создавала там, внутри. Это наконец-то вырвалось наружу. Я перед открытой дверью в Мир, какой он есть. Я теперь делают первые шаги через порог. Мне кажется, что теперь я вижу реальность. Без иллюзий. Раньше я жила иллюзиями. Не мечтами, а иллюзиями и сентиментальностью. Так живут, увы, многие….Там я знала, что со мной будет через пять минут, через день, через год, через двадцать лет. И мне это не нравилось. Жутко не нравилось.

Яна: – Ты так сложно всегда говоришь, так театрально. Будто ты и в жизни играешь роль.