Она скончалась вчера.
Роберта обдало волной жара, словно гигантский адский пес приветственно облизывал его своим огромным горячим языком. Он едва не падает на мостовую, словно от удара, молча захлопывает дверь и стеклянными глазами окидывает пространство вокруг. Все внутри съеживается и холодеет. Что же будет с его сыном? Из роя мельтешащих в голове мыслей, одна назойливо мозолит глаза, словно выброшенная газета липнет к лобовому стеклу мчащейся по шоссе машины. Проклятая картина, это все она.
В офисе он не выходил из своего кабинета остаток дня, не принимал посетителей и звонки. Роберт сидел за своим столом и не сводил глаз со своих рук. Он раз за разом прокручивает в голове свое видение, Моник сказала, что картине нужен новый папа. Мальчику с картины нужен новый хозяин, тогда возможно, мушка прицела перейдет с него на кого-то другого, если, конечно, у Роберта осталось еще время. По всей видимости картина, каким-то образом набирает силу, раскручивает спираль, и сейчас Роберт и его семья находится на последних ее изгибах. Нужно передать картину другому человеку, но не просто человеку, а «папе», кто не сделает мальчику больно. Но ведь это значит убить нового хозяина, по всей видимости этот драматичный спектакль заканчивается смертью, и смена главного героя не переломит замысел сценариста. Он закрывает лицо ладонями, Роберт понимает кому он должен передать картину, истинному ценителю, эстету и лучшему другу, но это значит убить его. Его бьет мелкая дрожь, не хватает воздуха, он рвет рубашку у себя на груди, так, что отлетают пуговицы. «Господи помоги мне!» — взывает он к всевышнему в своей голове. Перед его глазами появляется образ сына на больничной койке, его блеклые черты лица напоминают застывшую посмертную маску, однако постепенно сквозь восковую кожу проявляются чумазые щеки, а сквозь прозрачные веки выглядывают черные, звериные глаза и смуглое лицо мальчика с картины проступает на лице его сына, перекрывая изначальный образ, будто два слайда диафильма накладываются друг на друга, переплетаясь между собой линиями лиц и тел.
На аппарате телефона беззвучно замигала лампочка внутренней линии, он не принял звонок. Через несколько секунд в кабинет заглянула Присцилла и быстро пробормотала:
— Босс я знаю, вы просили не соединять, но это Софи.
Он поднимает на нее мутные, непонимающие глаза и какое-то время смотрит на пятно ее лица, затем кивает и поднимает трубку телефона.
— Роберт. Питеру хуже, он в реанимации. — прошелестел в трубке голос его жены, далекий и незнакомый.
Роберт ничего не ответив, положил трубку, взял со стула свой пиджак и решительно направился к выходу.