моторов, радист начал уже вторую часть проверки – перед выруливанием. Сейчас, словно в каком-то полусне, понимал Витковский, дойдет очередь до него, штурмана, а он еще не согласовал приборы… «В последний раз», – вдруг осознал он так отчетливо, что повторил это вслух:

– Последний раз…

– Что? – опять повернулся к штурману командир. – Что у тебя с курсовой системой?

– Все в порядке, командир. Согласованно.

Геннадий Осипович был одесситом. До сих пор, хотя большую часть жизни прожил на Урале, советуя жене, он говорил: «Ты сделай сначала овощной, а потом уж прошвырнись на гастроном…»

Но дело, если разобраться, все же не в Одессе. Куда они теперь уедут из Свердловска? Поздно… Нет, дело было не в Одессе, а в жене, в ее странной бессоннице. Понять жену, конечно, можно. Был полон дом – он у Витковских большой, свой, куплен сразу после войны, когда Геннадий Осипович демобилизовался и разыскал жену с четырехлетним сыном, а теперь в доме остался один пес Гешка. Но, с другой стороны, кто мешает ей сесть на сто первый автобус, доехать до города? А там две остановки на трамвае – и к твоей радости внук. В конце концов, внука на субботу и воскресенье можно брать к себе, в Кольцово. Так что, если разобраться, на скуку пожаловаться жене нет причин. Все дело в этой странной бессоннице.

Однажды ночью проснулся – словно под бок кто толкнул. Дотянулся рукой до торшера, включил свет: Вера лежала с открытыми глазами.

– Ты что? – испугался Геннадий Осипович, – Почему не спишь?

Ответ жены его озадачил:

– А ты разве по ночам спишь?

– Это как понять? Конечно, сплю.

– Неправда, – сказала жена, – Вчера ты не слал, «Вчера» как раз выпало на хабаровский рейс. С хабаровскими рейсами дело обстояло скверно; вылет из Свердловска вечером, а прилет в десять по-местному. И ночи как не бывало, не станешь же ложиться спать в полдень! Полежать, конечно, часик-другой можно, но чаще едешь с Невьянцевым куда-нибудь на Амур ловить карасей – Невьянцев навострился удить на Амуре и летом и зимой. И если разобраться да подсчитать, то таким образом он за эти хабаровские и прочие ночные рейсы потерял сотни две – три ночей, не меньше. Но такова летная жизнь, что поделаешь?

– А я спал днем, – сказал Геннадий Осипович. – Пока Иван рыбачил, я отсыпался – эта ночь не в счет.

– И я утром уснула, – сказала жена.

– Утром? – удивился Геннадий Осипович, – Это когда же?

– Часов в семь.

– В семь? – Геннадий Осипович прибавил к свердловскому разницу в поясном времени и крякнул от удивления; – Кхм! Верно, я в это самое время тоже, значит… Постой, а в прошлый рейс ты как?

Прошлый рейс был ленинградским, сели в Кирове, по расписанию сели, да так и просидели в этом Кирове до следующего утра.

– Так же, – ответила жена, – Тоже утром уснула.

Геннадий Осипович внимательно поглядел на жену – теперь ему стали понятны я синие круги под глазами, и задумчивый вид, и односложные скучные ответы…

– И давно это у тебя так? – спросил он.

– Давно.

– Что же ты молчала? Надо было сходить к врачу, выписать снотворное.

– Ходила, выписала снотворное.

– Не помогает?

– Не помогает.

– Кхм…

Командир вырулил к стартовой зебре, развернул самолет точно по осевой линии полосы, и радист зачастил последнюю перед стартом проверку:

– Рули?

– Свободны, – покачал штурвал командир.

– Курсовые приборы?

Этот вопрос относился уже к нему, штурману, и Геннадий Осипович, чуть помедлив, назвал курс и режим.

– Красные сигналы?

– Не горят! – почти хором прокричали второй пилот, механик и сам радист.

«Красные сигналы» – это аварийные табло. Раз не горят, значит, можно взлетать, и командир нажал на штурвале кнопку радиопередатчика:

– Иркутск, 75410, прошу взлет.

21 час 30 мин.

Салон самолета № 75410

– Вам? Лимонад или нарзан? Пожалуйста, пожалуйста, берите!

Тане смешно: четвертый стаканчик берет и каждый раз спрашивает: «А у стюардесс есть имена?» Ему, понятно, хочется поговорить, может, и познакомиться, а ей некогда стоять на одном месте – у нее еще первый салон. Но Таня терпеливо, с улыбкой ждет, когда лейтенант выпьет очередной стаканчик нарзана. Можно, конечно, уйти и забрать стаканчик потом, но зачем огорчать пассажира?

В стюардессы Таня попала случайно. Провалила вступительные экзамены в иняз, что оказалось неожиданным не только для родителей, но и для нее самой, ибо английским она владела почти свободно. Пробовала Таня устроиться в Центр научно – технической информации – без диплома не приняли. Куда податься? Кто-то из знакомых отца сказал, что знание английского языка может пригодиться в авиации, он, разумеется, имел в виду международные авиалинии, но откуда вчерашней школьнице знать, что международный аэропорт в стране один – Шереметьево?..

– Спасибо, – глубоко и с чувством вздохнул лейтенант, возвращая стаканчик. – Такая, знаете, вода отличная!

– Пожалуйста – улыбнулась Таня, поспешно отходя к следующему ряду – не попросил бы чересчур внимательный лейтенант пятый стаканчик…

– Ну, – сердито встретила ее на кухне Людмила Николаевна. – Если ты будешь болтать с каждым пассажиром!..

– Нас учили бать вежливыми, – быстро вставила Таня.

– А пол вытирать вас учили? Бери тряпку и вытирай!

При наборе высоты раза два тряхнуло и из неплотно прикрытого кипятильника пролилась вода, потом на пол просыпался рис, затем зеленый горошек…

– Ну! – прикрикнула Людмила на Таню, – не знаешь, где тряпка? И я не знаю. Возьми пачку салфеток. – Она металась по кухне, растаптывая рис и горошек. Пришла пора. Наконец, накормить пассажиров, а бортпитание, загруженное еще в Хабаровске, застыло, но самое главное – из восьмидесяти семи порций нужно было выкроить все девяносто шесть!

– Ничего не получается, – швырнула Людмила пакет со столовым набором на стол. – Ладно, курицу я поделила, а что делать с вафлями? Их же съели! И колбаса… Где я возьму девять порций колбасы? Разворачивать пакеты? Придется.

Когда вылетели из Хабаровска, ее вызвал командир.

– Как пассажиры? Спят?

– Спят, командир.

– Вот и не буди.

– То есть?

– То есть, кто захочет – того накорми. А остальных не тревожь.

Людмила с недоумением посмотрела на командира.

– А что я буду делать с питанием в Красноярске?

В Красноярске должны были загрузить новый комплект бортпитания, а куда неиспользованный? Шутка ли – столько порций возвращать! А если кто из пассажиров напишет жалобу в министерство? Ему-то что, командир за питание не отвечает.

– Ладно, – отмахнулся Селезнев, – Иди, занимайся своим делом. До Красноярска еще надо долететь.

И вот, оказался прав: вместо Красноярска