выглядит.
– Ты вечно думаешь о трансвеститах, транссексуалах. Я прошел через это в Париже в пятидесятых. Тебе неплохо было бы отправиться за консультацией в Американский легион.
– Американский легион?
– Вот именно. Они там тебя бы подправили… Или, может быть, к психоаналитику, может, ты нуждаешься в нем.
– Я уже думал об этом, – сказал я, чтобы показать, что хочу измениться. – Вы когда-нибудь ходили к психоаналитику?
– В колледже. Когда умерла моя тетушка. Я был в депрессии. Виделся с психоаналитиком один раз, и он немедленно сдался. Сказал моей матери: «Он собирается делать что хочет, мы ничем не можем ему помочь». Он был прав.
– Есть ли у вас какой-нибудь совет для меня?
– Не греши больше. Не греши против своего тела. Следуй Библии. Работай. Работай над своей душой. И молись о просветлении. Может быть, и мне достанется немного просветления, поскольку мы живем в одной квартире.
Я уставился на Генри. Его руки лежали на руле. Глаза смотрели на дорогу. Он любил меня. Ему было бы жаль расстаться со мной.
Мы припарковались около променада на Брайтон-Бич. Было чудесное майское воскресенье: жаркое, но не душное, небо в облаках. Пляж уже начал заполняться людьми – они лежали на полотенцах и пледах. Океан был спокойным и синим, как небо над ним.
Вокруг было множество пожилых людей, прогуливающихся или сидящих на скамьях: ссутулившиеся мужчины с морщинистыми, отрешенными лицами, не слишком умными, но прекрасными из-за старости; пожилые женщины в симпатичных платьях, с толстыми руками, которые приготовили тысячи вкусных блюд. Брайтон-Бич напоминал Европу, но в отдалении я уже видел циклон с Кони-Айленда.
Мы сели за столик в открытом кафе. Я посмотрел меню – оно было написано по-русски и по-английски. Генри говорил, что на Брайтон-Бич есть русские кафе, но я не совсем понял, что он имел в виду. Он часто рассказывал о России, но я почти не вникал в его слова. Я прислушался к людям вокруг меня, никто не говорил по-английски.
Я сказал Генри:
– Да тут настоящая Россия.
– Вот именно. Они называют это место маленькой Одессой. Здесь все русское.
Скорее все здесь было русско-еврейское, наполовину мне родное, но для Генри это была самая близкая Россия, до которой он мог добраться. Солнце ярко светило, мы погрузились в меню. Подошла хорошенькая темноволосая русская официантка, и мы заказали блины с икрой и лимонад. Это было не слишком дорого: русские цены – всего около шести долларов. Но икра! Мы прожигали жизнь.
Несколько чаек высматривали что-то на деревянном настиле совсем рядом с нами.
– Посмотри на них, – сказал Генри, – вышагивают так, будто они здесь хозяева, а ведь они совершенно зависимы. У них даже нет собственного ночного горшка!
– Настоящие гордецы, вон как надувают грудь, – сказал я.
– Да.
Официантка принесла лимонад. Генри смотрел на океан. Я смотрел на него.
– Надеюсь, мы больше не похожи на трех сестер, – сказал я.
– Почему?
– Ну, мы наконец-то попали в Россию.
Генри помолчал минутку, а потом сказал:
– Да, но думаю, в августе нам следует отправиться в настоящую Россию. Вдвоем там можно отлично провести время. Вдвоем лучше. Безопаснее. Поразмысли об этом… Я отсрочу уплату налогов, а ты подкопишь денег. Нам не много нужно. В Риге бутылка шампанского стоит всего три доллара.
ЛитВек: бестселлеры недели
