непорушенный пока крест. Он печально накренился в сторону распластанного на земле грешника, как бы прощая его и прощаясь. Наступила гробовая тишина. Саперы бросили лязгать инструментом. Толпа зевак застыла окаменелыми истуканами. Секретарь райкома подошел к ящику с водкой, достал поллитровку. Вышиб бутылочную пробку и одним махом опорожнил ее почти до самого донышка.

Неподдельный ужас и страх охватил всех и вся. Происшедшее как-то не увязывалось с успешно проведённым мероприятием. Секретарь райкома прекрасно понимал, как это подрывает политику компартии и ее лидера Хрущева. Ведь это он обещал в скором времени уничтожить священство, а вместе с тем и храмы. По генеральной линии партии вот-вот должен наступить коммунизм с земным и неземным счастьем. А тут эти попы с райской жизнью и небесными благами. Да еще этот вечный страх перед Богом за содеянные грехи. Чего-чего, а грехов-то понадеяно - хлебать не перехлебать.

-Надо как-то выходить из положения, - сказал секретарь председателю, - нет ли у тебя, товарищ Курин, комсомолишки какого, чтобы сделал это важное для партии и народа дело.

- Да. Есть. Это внук нашего костоправа Якова Мусина. Петром зовут. Между прочим, секретарь комсомольской гвардии нашего совхоза. Только, тыры - пыры, за воротник любитель заложить, - едрит твою мать, да девкам мякушки потискать. У него, паразита мордовского, тыры- пыры, жена и два ребятенка. Наказать его хотел!

-А вот и накажем, - сказал секретарь, - пусть искупит делом свои выкрутасы жеребячьи. Зови-ка, как ты говоришь, этого "тыры - пыры, паразита мордовского" до меня. Скажи, что Я зову его, мол выпить не с кем.

Курин побежал к толпе зевак, нашел Петьку Мусина. Поманил его к себе. Нарочито, по - товарищески взял его под руку и отвел в сторонку. Нагнулся к уху, и также по - товарищески прошептал, как пропел:

- Мы тут "мальчишник - девишник" сгондобобили. Тебя САМ к столу, тыры - пыры, приглашает. Айдакась, братишка комса. Хватит тебе с холопами шлындать. Пора в серьезную партию-компанию, едрит твою мать, вступить, понимаешь ли. Понял, чем старик старуху донял, а, Петр Яковлевич?

От такого лестного обращения грудь у Петьки сама колесом выгнулась. Он уже принял на эту грудь граммов этак двести, и глаза его еще пуще заиграли сапожным глянцем. Заблестели так! Орел, а не Петька!

Петруха повернулся к своей компании и небрежно так, сквозь губу процедил:

- Эй! Меня не ждите, я по делам.

Не "ребята", не "мужики", а - "эй" - компания ошалела! Как подменили Петруху... Да и от водки отказался... Как этот, Емеля, что ли? Или кто другой? В котел с молоком бултых и все! Был лапотником кривоногим, стал принцем-берлинцем! Нам больше достанется, фря комсовская! И мужики продолжили поминать урку. А называли они его почему-то "Урка - ВЕЧНАЯ каурка".

Выпив "за помин души крестом побитого", они не предполагали, наверное, что не в котелке с молоком "новопреставленному" купаться, а в котле со смолой. И гореть ему ВЕЧНО в геенне огненной.

Они еще не знали о том, что дед Петра умер от ужаса происходящего и лежит на лавочке под деревом. Лицо его покрыто белым платочком с райскими цветами. Его уж точно ждет ЖИЗНЬ ВЕЧНАЯ!

Тем временем, Курин подвел Петра к главе райкома партии.

Секретарь первым протянул руку Петру. Крепко, по - товарищески, пожал его руку и похлопал по плечу, как милого друга. Сердце Петрухи было готово выскочить из его молодецкой груди и взвиться жаворонком высоко-высоко в небеса да еще затренькать радостно этакой заморской балалайкой.

-Хм. Это..., - начал свою речь секретарь.

Он явно не находил слов и был обескуражен и взволнован. Так бывало очень редко. Пожалуй, лишь на пленуме горкома или у САМОГО, в области, куда его вызывали на ковер и песочили за пьянство и распутство.

-Петр ...э-э-э...

-Яковлевич. - подсказал Курин.

-Петр Яковлевич, давай-ка по маленькой и перейдем на Ты.

Секретарь подал знак и на телеге появилась беленькая, кусок "докторской" колбаски, маленькая баночка красной икры, банка крабов, три хрустальных бокала и многое всякой всячины, большей частью которой Петьке и в самом пьяном сне не виделось.

Курин услужливо разлил. Секретарь поднял бокал и сказал:

-Э-э-э, ну - у, это конечно. Это-о-о-о... Ну-у-у... , за-а-а...

И тут секретарь сел на своего излюбленного конька:

- За взаимопонимание генеральной линии нашей партии и смычку с комсомолом в борьбе с пережитком темного прошлого, где царствовала чуждая грядущему коммунизму вера в сказочного и мифического Бога. За веру в будущее! А будущее - это вы, молодые борцы за это светлое будущее!

Он посмотрел на Петьку сквозь хрусталь, наполненного водкой, бокала. И остался доволен произведенным на деревенского дурачка впечатлением.

- Ну-у-у, это-о-о... - за дружбу, понимаешь ли, э-э-э...Петя!

Секретарь протянул бокал навстречу Петрухе. Вдохновленный столь пламенной речью и вниманием к собственной персоне, он так саданул по бокалу секретаря, что тот разлетелся на мелкие брызги, а водка залила явно не дешевый костюм оратора.

Наступила неловкая пауза. Курин рукавом пиджака вытирал водочные подтеки на костюме секретаря. Петька до того испугался, что руки его затряслись и водка

из бокала потекла ему на брюки. Открыв рот, он с испугом смотрел на райкомовца и думал:

"Все, блямба - карамба, смычке комсомола с партией не будет! Брудершафта не видать, как собственных, ослиных ушей!"

И, отталкивая Курина, бросился вытирать остатки водки на костюме секретаря. Секретарь оцепенел от неожиданности и стоял, как памятник Ильичу на районном автовокзале. В правой руке он держал за изящную ручку донышко от разбитого бокала и гордо глядел в грядущий коммунизм, построить который мешает вот эта твердыня пережитка и глупость невежественного, непросвещенного народишки.

Курин и Петька, стоя на коленях, оттирали замшевые полуботинки, хотя в этом не было надобности, - они были сухими. Посмотрев снисходительно в низ, на копошащихся, как кроты, мужиков, он примирительно сказал:

-Ну - у, это... хватит вам! Все даже очень хорошо получается!

Курин и Петя, стоя на коленях, подняли испуганные