Она не будет нам мешать. И Лашанса она ненавидит... Если он даст повод, убьет...

 Матье свернулся комком на холодном полу, прижимая к груди дневник и чувствуя спиной, как мать тянет к нему свои руки.

 Он обещал ей, он не может отступить. Он не хочет отступать. Он найдет способ избавиться от всех, сделать так, чтобы Черная Рука уничтожила саму себя изнутри. Придется ли для этого убивать, менять контракты или самому встать под удар — неважно. Смерть давно перестала страшить, он знал, что примет ее с улыбкой, если это будет разумной платой за месть. Умереть, но перед этим убить всех, до кого удастся дотянуться.

 — Мне нужно время. Я найду способ. — Голос прозвучал почти спокойно, бешеный стук сердца стих, и матушка вновь смотрела благосклонно.

 Конечно, она не торопит, она любит его и прощает все ошибки. Она в него верит.

 Матье медленно выпрямился, сведенные судорогой пальцы ослабили хватку, и дневник с негромким шорохом соскользнул на пол. Зарябили перед глазами строчки, мелькнула пришитая к одной из страниц прядь золотистых волос Марии. Если бы она в тот раз приняла его, он бы и пальцем ее не тронул. У них была бы настоящая семья.

 Душитель отвел взгляд от раскрытых страниц и поднялся на дрожащие ноги. Рука коснулась волос на голове матери, поправила в них серебряный гребень с рубином — его подарок матери, каких ей никогда не дарил отец. Но он лучше отца, он оправдает все ее надежды, о да...

 — Мне пора, матушка. — Губы коснулись холодного лба и в нос сильнее ударил запах тлена и масел, не способных остановить разложение. Если все получится, он увезет ее из Анвила как можно дальше, и там она будет чувствовать себя гораздо лучше. Все же нужно постараться выжить: о ней больше некому заботиться.

 Матье Белламон аккуратно одернул темный дуплет и стряхнул с коленей грязь. Спокойствие возвращалось вместе с привычками, въевшимися за время службы в Братстве. Быть аккуратным во всем, не привлекать к себе лишнего внимания, не задерживаться нигде надолго... Прояснившаяся память напомнила про отчет для Аркуэн: нужно написать о последнем задании, с которым он блестяще справился. Стражник мертв, улики указывают на его напарника — все так, как и хотел заказчик. Спикер будет им очень довольна.

 ***

 Скрипу колес телеги вторило чириканье птиц и шелест едва раскрывшихся на деревьях листьев. Полуденное солнце бросало на лесную дорогу кружевные тени, и раздробленные лучи солнца блестели в каплях росы. Где-то в скрытом буреломом овраге шумел ручей, плескалась о холодные камни ключевая вода.

 Весна, невидимая за высокими каменными стенами монастыря, бросалась в глаза, кружила голову, слепила красками, стертыми из памяти мертвой белизной зимы. Лес проснулся и жил, как жил год назад, хотя казалось, что между прошлой весной и этой прошла целая вечность. Руины и пещеры мешались в памяти, лица людей, с кем сводила жизнь, сливались в серое пятно, даже оставшийся на спине след от ожога казался чужим.

 Когда седой целитель протянул снотворное, на мгновение появилась надежда, что бесцветная жидкость сотрет память, ту ее часть, где осталось опустевшее убежище, кровь на клинке клейморы и едва заметное бурое пятно на подушке Антуанетты Мари. Все должно было закончиться, сознание отчаянно пыталось поверить в это, пока не провалилось в небытие.

 С пробуждением пришло забвение — минутное, и тогда в мире существовал только низкий потолок, тонкое одеяло и тугие бинты. Спикер ушёл сразу, удостоверившись, что она жива, и в следующий раз приехал через неделю. Она смутно помнила, что он говорил, медленно обходя с ней двор лечебницы. Встреча была короткой, а общество лекарей вынуждало соблюдать осторожность и молчать о том, что касалось Братства.

 Терис прикрыла глаза, прислонившись к высокому бортику телеги, с безразличием вслушалась в разговор попутчиков. Слова касались слуха и стирались, вязли в оставленной лекарствами паутине полузабытья. Обезболивающие, порошки для укрепления костей, мази для швов. Ее отпустили с тем условием, что она продолжит лечиться сама и будет осторожна.

 Придется. Вместе с физическим оцепенением пришла ясность понимания новой жизни. Горькая, лишенная облегчения, но расставившая все по своим местам. Она должна как можно скорее вылечиться и привыкнуть к своей должности, должна соответствовать — другого выхода нет, не осталось с того момента, как Гогрон свернул шею несчастному босмеру.

 Мысль о большом, простом и добром ко всем орке тоже вызывала тупую боль, от которой в глазах темнело, а сознание, пребывающее в шатком спокойствии, готово было вновь провалиться в бездну отчаяния и неприятия.

 Нельзя о них вспоминать.

 — Ты в Чейдинхолл? — Вопрос возницы дошел до слуха с опозданием, вырвавшись из его негромкого разговора с женой.

 — Нет, я только до леса.

 — Куда тебе сейчас в лес? — Средних лет крестьянка обернулась, глянув с негодованием от такой глупости. — Тебе Гален, дайте Девять ему здоровья, при мне сказал себя беречь.

 — Я травы соберу и домой. Лучше сейчас, чем потом за ними ходить.

 Сабин вздохнула, покачав головой, но не стала пытаться переубедить. Приехавшая лечить сломанную руку крестьянка стала единственной, с кем удавалось общаться в лечебнице. С ней можно было молчать, с благодарностью принимать ее заботу и слушать рассказы про ее семью, про дом, про то, как они собираются засевать поле и какое платье она хочет сшить дочери на свадьбу. Женщина была столь добра, что еще вечером пообещала целителю, что довезет ее до города, а утром усадила с собой и намеревалась доставить в Чейдинхолл.

 Лошадь замедлила шаг, колеса тяжело ударились о камни, Сабин в последний раз укоризненно вздохнула.

 — Спасибо большое. — Терис осторожно слезла и стащила с телеги свою не слишком тяжелую сумку. — Берегите себя.

 — Ты тоже. Не задерживайся здесь. — Сабин с беспокойством взглянула на пустую дорогу. — Лес все-таки. Патрули ходят, но мало ли что...

 — Я здесь часто бываю, не волнуйтесь.

 — И все же... — Крестьянка вздохнула, но тут же сменила беспокойство на теплую улыбку. — Надеюсь, еще увидимся. Будешь в Кропсфорде — заходи к нам.

 — Спасибо, я очень постараюсь. — Онемевшее лицо послушно изобразило улыбку, и Терис в душе порадовалась своей лжи. Не увидятся. Муж Сабин — мельник, сын — кузнец, дочка собирается замуж за владельца книжной лавки. Хорошие честные люди, которые никогда не станут ни жертвами Братства, ни его клиентами.

 Телега скрылась за поворотом, когда полукровка свернула с дороги в тень деревьев. Снег здесь давно растаял, только в