Довольствуйся – на небе есть покой,
А остальное – Бог нам обеспечит,
Он бисер метит, и улыбки мечет,
И машет ослабевшею рукой.
* * *
И если голубь проскрипел
Пером и клювом,
И если пеликан пропел
С лицом угрюмым,
И если лошадь вышла в луг,
Луной скривленный,
И сделался щемящим звук
И воспаленным,
То
Выбрать бритву или шкот
И крюк построже
Иль выпустить стихов блокнот –
Одно и то же! –
Себяубийства всякий род
Так одинаков,
Что лишь безумцам предстает
Сном разных знаков.
* * *
Жеманный вор с карманным словарем
Скользит в ночи с карманным фонарем,
Столь гибок и изящен, что плечом
Он открывает дверь, а не ключом.
И знает он – поклонник сложных краж:
Увел хозяев бес на вернисаж,
И можно даже люстру запалить,
Но он здесь – воровать, а не шалить,
И если свет горящий – не погас,
Ему не выдать настоящий класс.
Как птицы ощущают перелет,
Он так же ощущает переплет –
Его фактуру, качество, размер,
И кто это – Рембо или Гомер,
Вот Фолкнер, Йейтс, Басё, Камю, Ронсар,
Бёлль, Кавабата, Пушкин, Кортасар…
Но нет-нет-нет, как все приелось, прочь,
Лишь вор постель покинет в эту ночь!
И улетает грешник без грехов,
Забрав невзрачный том моих стихов.
Идет-бредет с незрячим фонарем,
Транскрипт на книге сверив словарем.
* * *
Лавровый лист,
Лавровый же венок,
Лавровый лже-венок мне был подарен.
Я был обласкан и в поддых ударен
И сбит на землю с головы до ног.
"Не отпирайтесь, вы писали мне!» –
"А я не отпираюсь – не шкатулка». –
"Но мы так обжимались на окне,
Что градом обвалилась штукатурка». –
"Да, это было. Стало быть – прошло.
Полы, как видно, начисто помыты.
Любовь, дружок, есть миг – не ремесло,
Момент – тю-тю! – и вздохи позабыты».
И всё. Молчок. Святая правота.
Литая стопроцентная угрюмость.
Остались облицовка – красота
И ею облицованная юность.
Стакан в руке. Браслет на кулачке.
Кольцо на пальце. И в зубах колечко.
И губы все – в любовном молоке.
(А в памяти – притихшая овечка.)
Но то был отдых. Мальчик грудь сосал.
Как я всё перепутал! – как ребенок.
Глядите, глазки, – снег лежит на склонах,
Весне – каюк, как Зигмунд бы сказал.
* * *
Попадает зонтик в глаз, –
Мне подарком к воскресенью,
Мышки маленькой отказ
Приведет тебя к смятенью.
Ты поедешь поутру
Спицей на велосипеде,
Зонтик крошечный к нутру
Пристегнут тебе соседи.
Нажимай же кнопку враз, –
Вмиг раскроется цветочек,
Кожи кожаной атла́с
И сверканье малых точек.
Есть наивность полагать,
Будто в сутолоке мнений
Кто забился под кровать –
Безусловно лучший гений.
По незыблемым мосткам
Провиденье ускользает,
И, невидимый ушам,
Пух лебяжий тихо тает.
И гуляет поутру
Гений в шумном одеянье,
Покрывая расстоянье
В два мгновенья – за версту.
* * *
Черной – Есенину – Майкопару
Над Койоном «тучи ходят хмуро»,
Чернью подменяя синеву,
Я под издевательством амура
На каноэ за вином плыву.
Мне не эта – так иная лодка,
Мне портвейна нету – есть кюммель,
Ты одна мне, Черная, Находка,
Черный лес, чернеющая мель…
Грудь твою велел качать Фуко мне,
Мсье Катулл – оливки есть и сыр,
На сквозном краю каменоломни
Так черно от поднебесных дыр. Саша –
Черный, Дионис твой – черный,
Черни, Чернышевский, Чернобыль,
Черти, черви… – из окрошки сборной, –
Черный бисер. Свиньи. Четки. Пыль.
* * *
Снег ва́лит на замшелый брег,
На облака,
Мне рубль выслал человек
Издалека,
Иль Бог купюру, теребя,
Швырнул с небес,
Где без меня и без тебя
Тоскует лес.
А вдруг, от окрика совы,
Я смял плечо,
И часть хребта, часть головы…
Чего ж еще?
Во вмятине – варить супец,
Ходить в лабаз…
Какой же, в сущности, конец
Ласкает нас?
Подмостки сцепленных лучей
Прожекторов,
Или агония свечей –
Без докторов?
Меняет лед простой узор
На заказной,
Но нет, не взлет и не позор –
Не быть со мной.
Круженье в воздухе рубля,
Как винт крыла,
Слегка шатается земля,
Под скрип седла,
Твоя рука – подобье пут –
Лежит дрожа,
И лаской многие сочтут
Удар ножа.
Звук вдруг становится пустым
В твоих устах,
И рубль, падая сквозь дым,
Сулит пятак.
* * *
Дни проходят, состоя из коротких
