которую мы тоже открыли.

Красная дичь, оставив лесосеки, где она провела зиму, возвращалась на высокие пастбища и мы с капитаном пошли посмотреть, как теперь выглядят оленьи стада.

Возле источника, где мы брали воду, в пятистах шагах от сторожки, каждый вечер паслась большая красивая серна. Капитан Негро назвал ее Мирка. Придя на закате по воду, мы прятали кувшины и часами простаивали за каким-нибудь буком, поджидая серну.

Наступал тихий весенний вечер, гора затаивалась в ожидании, когда вечерний ветерок зашепчет, зашевелит макушки леса. На западе, где-то далеко-далеко, словно в какой-то совсем незнакомой стране, догорал закат, и там-сям на белых стволах буков виднелись алые пятна. Кусты ежевики казались маслянисто-зелеными, поваленные деревья чернели, как сраженные мором великаны, ручей бежал вниз от источника с тихим ропотом. На гладком зеркале небосклона молодая луна становилась все белей.

Серна появлялась вдруг. Огсрва мы слышали треск и шорох сухой листвы под ее легкими прыжками, потом видели, как она приближалась к густому кудрявому ежевичнику. Ощипывала верхушки, легко переступая своими длинными ногами, останавливалась, слушала, перестав жевать. Иногда поворачивала морду к спине, и мы дивились гибкости ее шеи, легким прыжкам ее, когда она перескакивала какую-нибудь колоду, ее осторожности, ее трепещущему тревогой телу… Дождавшись ее ухода, мы возвращались в сторожку, бодрые, веселые. После этих встреч с серной капитан Негро долго рассматривал себя в зеркало и решал побриться.

В середине мая я сказал ему:

— Мирка скоро отелится. Ты обратил внимание, как у нее выросло брюхо? Давай подстережем ее и возьмем детеныша.

— Как возьмем? Зачем? — встревожился капитан, строго взглянув на меня своими круглыми глазами.

— Да просто так, чтобы приручить. Чтоб не быть одним.

Он подумал и с восторгом согласился.

Мы стали выслеживать серну. Она имела обыкновение проводить день на небольшой по размерам, но очень густой лесосеке возле самого источника. Ранней весной мы били там бекасов. Обширные заросли ежевики и лишь узкие, протоптанные дичью тропинки делали доступ туда очень затруднительным. Мы подумали, что Мирка отелится именно здесь. И так оно и вышло…

Однажды вечером она появилась около источника еще более встревоженная, чем всегда. Брюхо подтянуто, белое зеркало испачкано.

— Отелилась, — тихонько шепнул мне на ухо капитан.

Он лежал на животе и наблюдал серну в полуметровую морскую подзорную трубу, а я смотрел на животное в свой охотничий бинокль.

— Теперь надо не упускать ее из виду, чтобы узнать, куда она пойдет. И потом еще неизвестно: двух сернят она родила или одного, — заметил я.

— Двух, — убежденно промолвил капитан.

— А если одного? Ведь бывает». Тогда тоже возьмем?

— Говорю тебе, двух! — стоял на своем мой товарищ растягивая и сокращая трубу, чтоб серна попала в фокус.

— Почему ты так думаешь?

— Брюхо было очень большое.

— Это еще ничего не доказывает.

— Готов побиться об заклад смотри, она опять на лесосеку. Значит, детеныши там…

В самом деле, на этот раз серна скоро пошла обратно на лесосеку и пропала в вечерних сумерках.

— Послезавтра начнем осмотр, — сказал я. — Дадим ей немножко порадоваться своими отпрысками. И сернята пускай пососут побольше, прежде чем мы возьмем одного из них. Как мы его будем кормить: через соску — козьим молоком?

— Какую соску? Где мы возьмем соску? У нас молока нет, а ты о соске толкуешь, — возмутился мой товарищ.

— Я завтра поеду в город на нашем Алчо. Куплю в аптеке соску. И приведу козу с козленком. Все равно надо в город ехать — за картошкой.

— Ты поедешь? — задумчиво промолвил капитан Негро.

— Почему бы нет? — сказал я.

— Что ж, поезжай, — чуть не с сердцем ответил он, подымая большой желтый муравленый кувшин, который мы спрятали поблизости.

— Может, тебе хочется поехать? — предложил я.

— Не имею ни малейшего желания. В город я ни ногой!

Мы пошли домой по извилистой тропинке, проступавшей светлой полоской в устилавшей землю коричневой листве. Впереди, немного выше, на другом конце посеревшей в вечерних сумерках поляны одиноко белела наша сторожка. Вечерний ветер шумел молодой листвой векового леса у нас над головами.

— Ты знаешь толк в козах? — спросил капитан.

— Да не особенно.

— Так тебя непременно надуют. Всучат какую-нибудь больную. Торговцы скотом — страшные мошенники. Я их хорошо знаю, по горькому опыту.

— Буду смотреть в оба.

— Как ни смотри, все равно! Надуют непременно!

— Ну так поезжай ты, — ответил я.

— Придется, — промолвил со вздохом капитан. — Не хочется, а придется.

— Неплохо бы купить несколько кроликов, — заметил я.

— На что они нам? Чтоб под сторожкой все разрыли?

— Они плодятся быстро, у нас будет мясо.

Капитан Негро тут же согласился.

— Ты прав. Нам нужно больше мяса. Купим кроликов бельгийской породы. Это доходно.

На другой день он начал сборы, которые отняли у нас все предобеденное время. Вычистил нашего Ллчо и заплел ему гриву, вымыл повозку, постелил на сиденье новое одеяло. Потом тщательно выбрился, надел парадную блузу, совершенно не подходившую к его широким зеленоватым бриджам, подвязал себе под колени какие-то кисточки, долго морщился, рассматривая свою ветхую шапку, и попросил одолжить ему мою.

Наконец, окончив долгие переговоры и подробно перечислив свои будущие действия в городе, капитан сел в повозку и хлестнул коня. Повозка покатилась вниз по поляне и потонула в величественном лесу, где оси ее звонко и сладко защебетали.

Через два дня товарищ мой вернулся в самом ужасном виде. Повозка залита керосином. Измученная коза, привязанная к дроге, бешено рвалась и верещала, козленок вторил ей, а капитан ругал ее на чем свет стоит. Мешок с картошкой пропитался керосином. Четыре кролика, якобы лучшей бельгийской породы, впоследствии оказавшиеся все самцами, испуганно топтались в грязном ящике, куда Черный капитан запихал их, как арестантов. Лошадь была вся в поту, и глаза ее были полны отчаянья и скорби. А сам капитан имел такой вид, будто сражался с бандой грабителей. От него пахло водкой, лицо было красное, волосы, потные и взлохмаченные, свисали над помутневшими глазами.

— Великую глупость я сделал, что не предоставил тебе ехать в этот проклятый город! — воскликнул он, увидев меня, и не без труда слез с повозки. — Эта подлая скотина два раза от меня убегала. Сам не знаю, как догнал. Хорошо, что был козленок.

— Кто убегал-то?

— Да коза тут еще Алчо — живет у нас как настоящий мустанг — взял да испугался