вытащил листовку, коснулся стенки ведра и прилепил ее на стену.

«Переболев» страхом, Коля почувствовал азарт, его потянуло в людные места. Вышел на улицу III Интернационала, остановился возле базара. Сделал вид, что читает афишу, а сам приклеил три листовки у дверей магазина, с десяток сунул в подъезды жилых домов, а одну пришлепнул на доску объявлений у биржи труда.

Мимо листовок никто не проходил равнодушно. Напирая друг на друга, люди жадно вчитывались в печатные строки:

«Товарищи, не верьте фашистской брехне. Москва — наша, советская! Гитлеру ее никогда не взять! Мощь Красной Армии растет день ото дня. Скоро она покажет свою силищу, и у гитлеровских вояк зачешутся пятки.

Друзья! Уничтожайте фашистов, помогайте партизанам чем только можете. Пусть земля горит под ногами оккупантов.

Брянский горком партии».

Люди узнавали правду! А сказать им правду — это все равно что дать в руки винтовку. Так расценивал свою работу Коля. Ему очень хотелось, чтобы сейчас здесь появился сам Дмитрий Ефимович Кравцов и посмотрел на лица людей, собравшихся у листовок.

Появились два полицая. Толпа моментально рассыпалась. Полицаи, матерясь, принялись соскабливать листовки. Один удивленно присвистнул:

— Батюшки, клейстер-то совсем свежий!

Другой в сердцах пырнул штык в стену:

— Попадись только мне этот большевистский агитатор! Я его шкуру заместо листовки к забору пришпилю.

Коля, размахивая ведерком, с беспечным видом пошел к реке. Отмыл клейстер, набрал воды и, не спеша, отправился домой.

Так нехитро начинало жить Брянское подполье.

В группу «Старшого» — Виктора Новикова, бывшего студента лесного института, входили Коля Горелов, Виктор Аверьянов, Ольга Золотихина, Иван Никитин. Все они знали, какая участь ждет каждого, если попадутся. Но думать об этом не хотели, верили в счастливую звезду.

(обратно)

Ниточка тянулась в лес

Яков Андреевич обмотал шею вязаным шерстяным шарфом, надел меховую душегрейку и объявил:

— Мне пора в карцер.

— Может, сегодня передадут что-нибудь радостное… — с надеждой вздохнула Анастасия Антоновна.

— И что тогда? — Яков Андреевич обнял худенькие плечи жены.

Она не ответила, только вытерла уголком платка глаза.

Степановы пересекли двор и зашли в сарай. Выгнав из стойла корову, Анастасия Антоновна разгребла навоз. Показалась дубовая западня с большим железным кольцом. Яков Андреевич приподнял западню и по заросшим мхом ступеням спустился в погреб. Зажег коптилку. Свет упал на наборные кассы со шрифтом. На табурете стоял старенький батарейный приемник. Яков Андреевич включил его и стал ждать. «Говорит Москва!.. — раздалось по всему погребу. — …Наши войска ведут ожесточенные бои с противником на Можайском и Малоярославецком направлениях». — Стены погреба сдвинулись, стало трудно дышать: «Можайск… Это почти Москва!..»

Дослушав горькую сводку Совинформбюро, Степанов выключил радиоприемник и склонился над наборной кассой. Нужно рассказать народу правду, какой бы она ни была.

Буквы складывались в слова: «Дорогие товарищи! Красная Армия ведет тяжелые оборонительные бои. Враг у Москвы. Родина в опасности. Это все правда. Но не падайте духом. Скоро „непобедимая“ гитлеровская разбойничья банда выдохнется.

Помогайте фронту. Уничтожайте оккупантов. Не бойтесь врага. Позор и неволя страшнее смерти. Пусть наш Брянск станет адом для фашистов…»

Устали глаза. Яков Андреевич присел отдохнуть. Вспомнилась последняя встреча с Кравцовым в горкоме партии. Кравцов тогда показал на карте Брянск и сказал: «Видишь, сколько дорог здесь сходится: из Гомеля, из Киева, из Харькова… На Орел, на Смоленск. И еще асфальтированная дорога. Мы не стратеги, но значение Брянска с военной точки зрения должны понимать. Немцам наш город вот как нужен!»

Яков Андреевич вздохнул: «Не до отдыха сейчас», — и снова подсел к кассам со шрифтом.

Печатного станка у Якова Андреевича не было. Платяной щеткой он намазывал набор краской и с силой прижимал к нему лист бумаги, накрытый сверху войлоком. Оттиск получался неровный: одни буквы заплывали, другие — едва просматривались.

Чадила коптилка. Яков Андреевич работал, не замечая ни сырости, ни холода.

Почти каждый день приходили к Якову Андреевичу подпольщики. Они приносили разведывательные данные, добытые в городе, забирали листовки. Чаще других прибегал Коля Горелов, живой, как искорка. Анастасия Антоновна доставала из домашних тайников лакомые кусочки, припасенные для него. Своих детей у Степановых не было, перед самой войной хотели было усыновить Колю-детдомовца, но он жил тогда на квартире у Семина — друга Якова Андреевича. Узнав об этом намерении, Семин возмутился:

— Я вам покажу, как переманивать чужих детей!

Старые друзья даже поссорились на этой почве.

— У меня три отца, — хвалился Коля, — дядя Яша, дядя Сережа и Дмитрий Ефимович Кравцов.

Секретарь горкома действительно принимал самое живое участие в его судьбе. Устроил на работу, написал рекомендацию в комсомол. Было за что и его считать отцом.

Теперь Коля целыми днями шнырял возле немецких штабов, складов, собирал и приносил Степановым ценные сведения.

Через каждые три-четыре дня, взяв для вида узелок, Анастасия Антоновна присоединялась к горожанам, которые шли в деревни менять вещи на хлеб и картошку. Доходила с ними до железнодорожной будки возле Стеклянной Радицы, незаметно отставала и повертывала в лесок. Здесь под огромным дубом находила прикрытую мхом ржавую банку, доставала из узелка запечатанные пробками пузырьки с донесениями, аккуратно укладывала их в тайник.

Руководитель подпольной группы Я. А. Степанов.

В этом доме (улица Третьего июля, 12) жил один из руководителей брянских подпольщиков Яков Андреевич Степанов.

Возвратившись домой, она трясла узелком и горько жаловалась соседям:

— Совсем обнаглели деревенские куркули. За новый Яшин костюм полпуда картошки давали. Подумать только!

А мужу строго выговаривала:

— Никому не нужны твои склянки. Не берут их. Только версты меряю впустую.

Яков Андреевич растирал посиневшие от холода руки жены и успокаивающе говорил:

— Ты же знаешь, Настя, сам Кравцов тайник установил. Не могут же они просто-напросто забыть про это?

Анастасия Антоновна смягчалась и продолжала носить сведения в тайник.

Однажды она пошла на базар и быстро вернулась без покупок. Дрожа всем телом, опустилась на стул.

— Что с тобой, Настя? — встревожился Яков