— Не смей ее трогать, скотина! Ублюдок, руки от нее убрал! Я лично прикончу тебя, дерьма кусок! Урод! — наперебой закричали детективы, дергаясь в режущих их кожу веревках. — Слышишь, ты, гандон?! Только попробуй ее еще раз ударить, я тебе позвоночник вырву! Долбаный говнюк!
— Смотри, как они тебя любят, — Юнги сел рядом с девушкой на корточки и приблизился губами к ее уху, пока она кашляла и жмурилась от острой боли, — но тебе придется выбрать, сладкая, нельзя угнаться за двумя зайцами сразу. Подумай хорошенько, на чьем члене тебе больше нравится скакать?
— О чем… — Йоко выплюнула кровь. — О чем ты говоришь, придурок?
— О том, что я оставлю в живых только одного.
Выпрямившись, Мин Юнги достал из внутреннего кармана куртки пистолет, с задумчивым видом профессора проверил наличие патронов, снял предохранитель и направил дуло в сторону детективов. Парни заметно напряглись. В их глазах забегали искры вполне естественного страха. Когда твоей жизни грозит реальная опасность, каждый забудет о спокойствии и отдастся в грязные объятия растущей паники.
— Нет! Нет, прошу, не надо! — закричала Йоко. Она плакала и постепенно скатывалась в самую настоящую истерику. — Юнги, прошу! Не убивай их, пожалуйста! Я сделаю все, что ты скажешь! Не отнимай у меня их! Юнги! Умоляю!
— Видите, как девчонка вас любит? — наглая усмешка заиграла на губах убийцы. Он смотрел на побледневших парней, которые боялись слово лишнее сказать или пошевелиться. Они застыли, как две статуи, и потеряли связь с реальностью. Все происходящее казалось профессиональным триллером, боевиком, страшным сном, который должен раствориться в первых лучах утреннего солнца. Но нет, то была реальность, бьющая человеческие души хлыстом вплоть до кровоточащих ран. — Я предложил ей выбрать одного из вас, но она не может. Что же нам делать?
— Юнги! Посмотри на меня, Юнги! — девушка продолжала кричать и пытаться обратить на себя внимание спятившего маньяка. — Прошу, услышь меня! Не убивай их, ладно? Я умоляю тебя, не делай этого! Ну кому от этого лучше станет, скажи? Кому?
— Мне! — не выдержал Юнги. Он заорал не своим голосом и замахнулся на Йоко, чтобы та замолчала. — Мне станет лучше! Я тоже хочу, чтобы тебе было больно!
— Да ты с ума сошел! — японка не собиралась отступать. — Какой-то маленький, жалкий отказ ты воспринял как катастрофу века! Что страшного в том, что тебя отшила девушка?
— Я не привык к отказам, сучка, не привык! Ясно тебе? Из-за того дерьма, что ты вылила на меня, я потерял рассудок! Что-то екнуло прямо здесь, — Юнги ткнул дулом пистолета в свой висок, — и я лишился разума. Я захотел убивать, захотел причинять людям боль, но я должен был тренироваться, пробовать, пока шагал к тебе, Йоко. Те люди, они стали моими жертвами только благодаря тебе. Они были моим опытом, и знаешь, мне понравилось. Я влюбился в свой новый образ плохого гения и стал экспериментировать. Вы же видели мои убийства. Кто-то разве скажет, что они были банальными или скучными? Вряд ли.
— Раз я тебе испортила жизнь, — медленно начала говорить Йоко, — раз я одна во всем виновата, так накажи меня. Я не могу выбрать кого-то одного, я люблю их двоих. Они для меня все: и семья, и друзья, и поддержка, и любовь. Ближе никого нет. Убей лучше меня, Юнги, убей. Я не смогу жить дальше, если ты лишишь меня кого-то из них.
— Нет, Йоко! Даже не смей думать о таком! — завопил Чимин. — Нет! Я не позволю! Твою мать, нет же, я сказал!
— Не слушай ее! — вступился Чонгук. — Слышишь, хён? Она несет полную херню! Ну же, направь пистолет обратно на нас! Сделай нам больно, а не ей! Она должна жить!
Юнги забавляла складывающаяся ситуация. Он с детским упоением смотрел то на девушку, то на детективов. Ему поистине нравилось видеть их страдания, слышать, как они, готовые отдать жизни друг за друга, кричат наперебой, дергаются и умоляют его, как настоящего Бога, сжалиться над ними. Полное ощущение власти приятно щекотало убийцу изнутри и дарило ему все новые и новые силы для продолжения смертельной игры, в которую оказались втянуты невинные, но такие ненавистные ему люди.
— Мать твою, Мин Юнги! — Йоко дернулась с такой силой, что веревки впились в кожу на ее руках и оставили глубокие порезы, из которых брызнула кровь. — Не смей в них стрелять! Лучше убей меня, я не могу выбирать, слышишь?! Не могу! Давай, стреляй в меня!
— Ладно, — спокойно ответил Юнги, нацелился на девушку и выстрелил ей прямо в голову.
Детективы застыли с открытыми ртами и глазами, полными ужаса. Сначала они покраснели, затем побледнели, а потом и вовсе превратились во внезапно высохшие серые тела, туго стянутые веревками. То, что они увидели, разорвало их грудную клетку, запустило жирную руку между треснувших ребер и крепко сжало сердце до такой степени, что оно лопнуло и залило громко стонущую душу кровью. Мин Юнги убил Йоко, их возлюбленную, единственную девушку, которая стала им самым дорогим на свете человеком, девушку, к которой они мчались каждый вечер после рабочей смены, чтобы просто увидеть ее и убедиться, что с ней все хорошо, девушку, которую они по-настоящему любили. Время остановилось. Оно отпечаталось где-то в голове несмываемой кляксой, отравило мозг и сразу обеими стрелками проникло глубоко под кожу. «Тик-так, тик-так, тик-так…» — пищало где-то в воображаемом мире Чимина и Чонгука. Они смотрели на Йоко, которая забросила голову назад, смотрели, как по ее лицу стекает кривая струйка алой крови, смотрели, как Юнги убирает обратно пистолет, и не верили, что происходящее — реальность. Их когда-то живое нутро треснуло, покрылось ржавчиной, захрипело и обвалилось с грохотом, пульсирующим в ушах, а следом за ним и все остальные переставшие функционировать органы.
Ровно через минуту в здание ворвалась полиция. Одна жалкая минута, которая могла изменить финал этой истории. Минута, которая могла сохранить Йоко жизнь. Минута, которая развела руками и виновато опустила голову. Чертова минута.
Люди в форме молниеносно разбежались по всей площади этажа. Юнги был схвачен и даже не сопротивлялся своему аресту. Он улыбался и с вызовом в глазах смотрел на детективов, которые все еще не могли прийти в себя. Они продолжали бездвижно сидеть, пока офицеры полиции освобождали их от веревок, и не могли оторвать взор от теперь уже мертвой любви. Остальные полицейские вытащили из шкафов