формы секса, а ныне от него оказался отлучен, то немудрено, что в его голове мысли о батрачках занимали все больше места. А вчера Гомеш оказалась в кольце его рук — правда, только во сне. Впрочем, Рита притягивала взгляды и всех прочих мужчин, среди которых был стукнутый в голову Петро из-под Ровно.

Этот Петро стал, разумеется, прискребаться к негаданному «москалю», используя для этого святое время — обеденный перерыв.

— Ну що, москалик, — говорил он в промежутках между глотками пищи на смешанной украино-русской мове. — Рази мы зможемо с тобой тут ужитися? Чеши назад, откель приихал. А то я осерчаю да и прибью тебе. Тим бильше, что ты зыркаешь на мою Ритку. А знаешь, що я ее уже шпокал? Да, да, не роби велики очи. И шпокну еще не раз. А всих прочих буду гнати вид нее нещадно. Тебя ж, москаль, погоню першим — палкой вздовж хребта. Розумиешь?

— Палкой? — медленно спросил Антон и раздвинул губы в ухмылке. — Это мысль. Давай схлестнемся на палках, но не сейчас, а под вечер, за фермой, у ручья. Палки выберем себе сами, по руке. Согласен?

— Ха-ха, звичайно согласен. Тильки мене визьму не палку, а дубину. Раз уж ти дозволив…

— Бери хоть две дубины. А я приду с шестом. Ничего?

— Шаолиней надивився? Твой шест моя дубина видразу поломае. А потим я тебе отхожу вволю…

Надо сказать, что в подростковом и юношеском возрасте Антон поскитался по спортивным секциям. Начал с гимнастики, перешел на плавание, затем его уговорили заняться пятиборьем и он дошел до кандидата в мастера. Но однажды его жестоко избили из-за девочки, и Антон решил, что надо научиться драться. Ходил сначала в самбо, потом занялся дзюдо и айкидо, а еще освоил нунчаки, шест и метания: ножей, сюрикенов, дротиков и боло. Миниатюрные металлические нунчаки он стал носить в кармане на свидания и однажды они его выручили — вкупе с айкидошными уклонениями. Девочка, которую он тогда провожал, так впечатлилась этой победой, что после пары поцелуев отдалась ему в своем подъезде. Ну, а потом Вербицкие переехали в загородный дом, выстроенный на деньги отца, и проблемы с хулиганистыми горожанами отошли для Антона в прошлое.

В качестве шеста «москаль» избрал длинную (как раз два метра) ручку от грабель, выструганную из узловато-извилистой дубовой ветки. Граблям было уже лет двадцать, так что шест оказался легким и очень прочным. Антон покрутил его в руках минут пять, посетовал на узлы и извилины, но все же приноровился к ним и решил, что к бою готов. Он вышел с шестом в руках из сарая, где лежали различные инструменты, и почти наткнулся на Риту Гомеш, уже переодевшуюся в цветастое платье с глубоким декольте.

— Я хотеть с ты говорить, — сказала безапелляционно молодая женщина и почти втолкнула Антона обратно в сарай. После чего заперла изнутри дверь, повернулась лицом к парню, улыбнулась и быстрым движением высвободила груди из теснин платья. Антон уставился на темные соски объемных светлых грудей и ощутил, как кровь приливает к его щекам и еще кое-куда.

— Ты смотреть на меня как бык на буйволица, — пояснила Рита. — И я говорить: брать меня, утолять свой страсть. Разговор потом.

Она вновь повернулась спиной, уперлась руками в дверь и выставила навстречу парню классические бразильские ягодицы.

Антон отбросил шест, прижался к женщине и стиснул ладонями обнаженные тити…

Когда их быстрое совокупление закончилось, Рита оправила платье и заговорила, с трудом подбирая французские слова:

— Я иметь в Бразилия три дети и все от разный мужчина. Извинять, но я не терпеть несвобода. Дети воспитывать моя мама, она иметь сорок лет, а я здесь зарабатывать для дети деньги — в три раз больше, чем мочь заработать там. Но в Франция я приехать еще с одна цель: зачать четвертый ребенок от европеец. Сначала выбор у меня быть мал, и я глупить: предложить меня Петро. Но он наложить на меня руки, что я терпеть не мочь. Не знать, чем кончать наша ненависть, но на ферма явиться ты, и я понять: вот европеец, от кто я хотеть родить дитя. Дитя красивый, умный и достойный лучшая жизнь. Ты понять меня, Антуан?

— Вполне, Рита. Ты замечательная женщина и твои дети заслуживают лучшей жизни. Все дети, а не только будущее чадо. Но денег на воспитание и образование четверых у тебя однозначно не хватит. Так, может, остановишься на трех?

— Нет, Антуан, хотеть четвертый. Может, он быть мальчик и походить на ты. Не упрямиться, соглашаться. Прошу, Антуан. Я быть как воск в твои руки. И я знать: тебе надо женщина, потому что ты очень страстный… Но ты куда-то собраться идти и с палка в рука?

— Да так, пустяки, просто шел потренироваться с шестом…

— Как монахи Шаолинь? — проявила киношное знание Рита.

— Вроде того. Но учти: я не люблю зрителей и потому уйду в глухое место.

— Ладно, я не идти за ты. Но вечер мы встретить у меня?

— Хорошо. До встречи.

Удаляясь от сарая, Антон стал дивиться себе:

— Только что пылал страстью к Рите, но стоило услышать, что попал в быки-производители, как половина страсти куда-то улетучилась. Как бы до вечера не испарилась и вторая половина. Получается, что откровенность в отношениях между мужчинами и женщинами совсем ни к чему. Куда лучше интрига, недомолвки, отнекивания — то есть все то, что проделывают обычно русские барышни, дрейфующие тем не менее к постели. Разницу между удовольствиями с доступной женщиной и полудоступной метко описал Пушкин:

Глава третья. Чудесатый вихрь

Когда Антон явился к речке, на место предстоящего боя, и очистил голову от лишних мыслей, он поразился перемене, произошедшей в природе. Предвечернее небо было почти сплошь покрыто крупными кучевыми облаками, меж которыми лишь иногда прорывались лучи солнца. И эти облака будто крутятся вокруг фермы Дидье. Вдруг подул низовой ветер, поднявший с земли разнообразный сор, который стал летать тоже по кругу, причем этот круг значительно сузился, избрав центром одинокую фигуру Антона Вербицкого! «Что за чертовщина вокруг меня творится!» — ужаснулся московский гость и решил бежать, но оказалось, что бежать физически невозможно: круговорот ветра уже превратился в натуральный смерч! Антон упал на землю, инстинктивно сжимая шест,