========== Часть 1. Мыльный корень ==========

Всё-таки мыльный корень — это одна из самых чудесных вещей на свете! Ну, пожалуй, кроме трубочки вишнëвого табака и свежих ватрушек на второй завтрак.

Мечтательно улыбнувшись, Бильбо взбил на вязаной из лыка мочалке ароматную пену и с наслаждением начал тереть тело, смывая пыль и пот после тяжëлого дня.

Прошло уже пару недель, как удалось починить водопровод, восстановив соединения труб с печами кузниц Эребора, но мистер Бэггинс по-прежнему радовался лохани с горячей водой и возможности освежиться после очередного насыщенного дня. Определённо стоило потратить немного драгоценного королевского времени, чтобы убедить Торина в необходимости горячей воды. Теперь у всех жителей и гостей Эребора, которые ежедневно занимались уборкой и восстановлением королевства, была возможность привести себя в порядок, а день, когда на нижних уровнях заработала прачечная, можно было приравнять к празднику.

Бильбо довольно вздохнул и, отогнав от себя пышную пену с запахом ландышей, зажал нос, с головой погрузившись в тëплую воду, почувствовав, как тело окончательно согревается и наливается тяжестью.

После Битвы за Эребор прошло уже несколько месяцев и выжившие успели сжечь тела, оплакать своих погибших, скромно короновать Торина, чтобы не было никаких попыток завоевать государство без официального лидера, и начать бороться с первоочередными проблемами. Вопросы безопасности и запасов провианта являлись основными, ведь Эребор стал не только возвращëнным домом для гномов, но и единственным убежищем для людей разрушенного Эсгарота. Торин и его свита почти не спали, пытаясь найти лучшее решение, и Бильбо в очередной раз поражался упорности и преданности гномов.

Чуть позже на расчищенных стенах были выставлены внешние вооружëнные дозорные, имевшие хитрую систему оповещений между собой и внутренней частью горы, а запасы Одинокой пополнились. Торговые караваны, направляясь в Озëрный город, находили только пепелище на воде и направлялись дальше — в Эребор. После того, как выход был найден, все силы были брошены на создание благоприятных условий.

Гномы, люди и даже эльфы, которых Трандуил в знак дальнейшей мирной жизни отправил для подмоги, с рассвета до заката разбирали завалы, приводили в порядок неистлевшие за долгие годы вещи и оттирали вездесущую пыль. Каждый, независимо от своего статуса, вносил посильный вклад в общее дело и трудился на совесть.

Спустя долгое время тяжëлого труда, Эребор стал напоминать тень себя прежнего и, хотя впереди предстояло множество сложных строительных работ, гномы смогли спокойно выдохнуть, зная, что у них есть крыша над головой, продукты для сытного ужина и Король-под-горой, который позаботится о них, чего бы ему это не стоило.

Помогавшие эльфы, которых Торин искренне поблагодарил за помощь и наградил на память драгоценными камнями, вернулись в Лихолесье. Люди тоже постепенно выбирались в Эсгарот, пытаясь спасти всë, что можно, а с помощью стекавшихся отовсюду мастеров, торговых караванов и солидной награды Короля-под-горой, они пытались восстановить свой разрушенный город.

А в Эреборе начали собираться гномы всех возрастов и профессий. Некоторые возвращались домой под старость лет, надеясь, что ещë смогут быть полезны, некоторые шли, желая посмотреть на великую Одинокую гору, о которой они с детства слышали сказки, но все путники искали лучшей жизни на родине.

Словом, Эребор уверенно восстановился в правах и усердно возвращал былое величие.

Бильбо вынырнул и отфыркнул воду, потянувшись к зубному порошку. Сегодняшним вечером он должен выглядеть прилично, ведь с ним хотел поговорить сам Король-под-горой. Намечался, конечно, не пир, а обычный ужин, но всë, что делали гномы, было масштабным. Все жители Эребора собирались в большом зале, ужинали, а потом затевали песни и пляски, веселясь до упаду. Всё-таки в смутные времена всем не хватало немного радости.

Бильбо вылез из лохани и потянулся за полотенцем, начиная привычный туалет: ополоснуть волосы отваром крапивы, причесаться и привести шëрстку на ногах в порядок, смочить подмышки слабой настойкой чистотела, чтобы приятно пахнуть, и подстричь ногти. Бильбо нравилось выглядеть хорошо и опрятно, особенно если ему предстояло провести время с Торином. Мистер Бэггинс улыбнулся, думая о чём-то своём, и от души притоптывал голыми ступнями по каменному полу, громко напевая популярную в Шире песенку:

На зелёном лугу, да на мягкой траве

Посидим мы с тобой на закате

Васильковый венок для тебя я сплету

И любить буду — жизни не хватит!

Через всë я пройду, через всё проберусь,

Лишь бы ты, мой любимый, был рядом,

В трудный час за спиною твоей окажусь,

Чтоб ласкал меня дальше ты взгля… Торин?!

Замотавшись в полотенце, певец выпорхнул из банных подмостков в свои покои и столкнулся нос к носу с Королём-под-горой.

— Кхм-кхм… Добрый вечер, мистер Бэггинс. Я стучал в дверь. Мне послышалось, что Вы что-то крикнули. Я принял это за приглашение. — голубые глаза как всегда внимательно осматривали распаренного хоббита. Бильбо в очередной раз попытался понять выражение подобного взгляда, но не смог. Каждый раз какая-то мысль вертелась в его голове, но не могла сформироваться до конца.

Мистер Бэггинс поборол порыв подтянуть полотенце повыше и проверить, насколько хорошо оно прикрывает его тело. Несмотря на то, что плотная ткань укрывала его от подмышек до бёдер, он чувствовал себя обнажённым. Впрочем, мистер Бэггинс был искренне рад видеть Торина.

— Эм-м… это я пел. Видишь ли, люблю иногда исполнить что-то в ванной, представляя себе карьеру великого певца, — хихикнул Бильбо понимая, что несёт полный бред и, думая, как бы ему захлопнуть рот прямо сейчас, — вот представь, большой пир, почётные гости, вкусное вино, а я серьёзный стою в центре, и пою так, что у всех слëзы на глазах от восторга! И ты мне при всех говоришь: «Ты поëшь очень хорошо, Бильбо, мне понравилось», а я… ох, ради всего святого, Торин, не слушай меня! Бред какой-то несу. Наверное от перегрева! — переполошился Бильбо, понимая, что выглядит довольно жалко.

— Почему же. Я бы с удовольствием послушал, как ты поëшь. Хоть на пиру, хоть во время омовения. — густой голос Торина дрогнул, и он закашлялся, видимо, осознав, как двусмысленно это прозвучало.